Пламя в тумане

– Что ты ему сказала? – спросила Юми.

– Он не скажет мне правды. Он не ответит мне, почему пытался убить меня.

Она нахмурилась, ее прекрасное лицо сморщилось:

– Я не верю, что он пытался убить тебя.

– А почему нет? – воскликнула Марико. – Они же это и делают. Это то, кто они такие! И теперь я никогда не узнаю правды. Они не позволят мне вернуться в лес. Не позволят вернуться в… – «в единственное место, где я чувствовала себя своей». Она разрыдалась, ее слова прервались.

Юми поставила поднос с едой, который держала в руках. Она опустилась на колени рядом с Марико.

– Если ты действительно считаешь Оками – и Ранмару – такими людьми, то ты больше никогда не заслуживаешь их знать, Хаттори Марико.

Потерянная в пепле

Кэнсин сидел на земле, облокотившись на колени. Он смотрел вдаль, ничего не видя.

Струйки темного дыма продолжали подниматься над тем, что осталось от зернохранилища его семьи.

Но он не мог думать об этом.

Он даже не мог представить, что прошлой ночью видел свою сестру. Это было невозможно. Уловка дыма. Танец гонимого ветром пламени.

Даже мысли о Марико были вытеснены из его головы.

Кэнсин не мог думать ни о чем другом, кроме Амаи.

Ее больше нет.

Огонь убил единственную девушку, которую он когда-либо любил. Они обыскали развалины в поисках ее останков и не смогли найти ничего значимого. По меньшей мере еще две души погибли в огне.

У Мурамасы Амаи даже не будет надлежащих похорон. Кэнсин больше никогда не увидит эти мягкие серые глаза и не услышит ее музыкальный смех.

Он должен был остановить ее. Должен был уберечь ее от этого последнего рокового пути. Но Кэнсин никогда и не должен был присматривать за Амаей. И быть хранителем ее сердца. Он давно сказал ей найти другого. Найти человека, на плечах которого не лежит другая ответственность. Который однажды не унаследует дело своего отца. Амая посмеялась над ним и сказала, что не хочет, чтобы Кэнсин был ее героем. Она просто хотела держать его за руку. Быть его утешением, как он был ее.

Кэнсин должен был остановить ее. Прошлой ночью. И тогда, много ночей назад.

– Что ты собираешься с этим делать? – Отец стоял рядом с ним, его лицо было осунувшимся. Суровым. – Урожая не будет еще несколько месяцев. Я могу увеличить дань, что беру с тех, кто обрабатывает нашу землю, но это может погубить нас. Теперь, когда мы потеряли приданое твоей сестры, нам может не хватить зерна до следующего урожая.

– Ее больше нет, – вслух произнес Кэнсин, слова были как будто со вкусом пепла, когда он поднялся на ноги.

Они двинулись мимо тени обгоревшего амбара.

– То, что случилось с дочерью Мурамасы-сама, – это очень печально. Если этот урожай будет обильным, мы сможем подарить ее отцу кошелек с золотом. Конечно, ему всегда найдется у нас место. Но это не главное, Кэнсин. Ты мой сын. Дракон Кая. – Хаттори Кано поднял взгляд и искоса посмотрел на своего сына. – Что ты намерен сделать с кражей и уничтожением имущества твоей семьи?

Ярость охватила Кэнсина, горячая и быстрая. Его отец думал подарить Мурамасе-сама кошелек с золотом? Разве может это считаться компенсацией за то, что уважаемый кузнец потерял? Его отец должен валяться у ног кузнеца, вымаливая прощение! Прося об искуплении. Кэнсин повернулся, намереваясь поспорить с отцом единственный и последний раз. Попытаться изменить его мнение. Повлиять на него, чтобы он увидел хороший, честный и праведный путь.

Кэнсин остановился как вкопанный.

Ведь именно таким всегда был его отец. Столкнувшись с препятствием, Хаттори Кано просто предлагал деньги, чтобы убрать их со своего пути. Зачем его отцу что-то менять ради простой дочери знаменитого ремесленника?

Кэнсин знал, что лучше не пытаться убедить Хаттори Кано, что праведный путь был правильным. На самом деле он знал, что лучше вообще не убеждать отца в чем-то, что не соответствует устоявшемуся образу мыслей Хаттори Кано.

Тем более что то, что теперь собирался сделать Кэнсин, не имело ничего общего с обугленными руинами амбара его клана. Ничего общего с честью или уважением.

Он никогда не забудет выражение отвращения на лице Амаи перед тем, как она забежала в зернохранилище, чтобы закончить то, что должен был начать Кэнсин.

Самый последний взгляд, которым они обменялись.

Перед тем как выпотрошить каждого члена Черного клана, он сначала сожжет их.

Тогда, по крайней мере на мгновение, они поймут его боль.

* * *

Юми подошла к ней по татами, держа в руках поднос с едой. То, как она двигалась, напоминало Марико лебедя, скользящего по пруду, с прямой шеей и безупречными шелковыми перьями.

– Я вполне способна есть сама, – сказала Марико.

– Я и не собираюсь тебя кормить, – ответила майко, черты ее лица были почти чопорны в насмешке. – Я не твоя служанка. Я здесь только для того, чтобы помочь, так как твои руки еще не зажили.

– Я обещаю, что буду продолжать заботиться о них. Могу я уйти?

– Не можешь. Я обещала Оками, что присмотрю за тобой. Давая обещания, следует понимать их ценность.