Что касается непосредственно меня, то мне крупно повезло с тем обезумевшим жеребцом — тяжелый удар мощного животного, отбросивший меня на стенку откоса, способствовал скорой потери сознания. Это легко объяснимо, учитывая, что совсем недавно я схлопотал удар алебардой по шлему. Одним словом, безвольно валяющийся на песке под откосом, с залитой кровью головой, я не вызвал подозрений у лехских кавалеристов, вынужденных вскоре развернуть оружие против новой опасности. Они оставили на берегу лишь трупы, да тяжелораненых, не способных стонать. Ну и меня, легкораненого, но потерявшего сознание. Просто не заметили, ведь иначе точно бы добили.
Однако и своих погибших они оставили на крохотном пятачке пляжа не меньше, никак не меньше. И надо понимать, что жертва моих людей была не напрасна: мы обеспечили успешные действия наших на левом фланге, не дали лехам заманить наиболее боеспособные части в ловушку, как то случилось на правом фланге. Так что — победа!
После боя, тут же окрещенного битвой у Данапра, Когорд перешел обратно, на высокий берег реки. Практически уполовиненное войско, если учитывать и раненых, что еще смогут в дальнейшем встать под королевский стяг, нуждалось в отдыхе. Поэтому король вновь перекрыл броды через реку сильными отрядами из лучших кавалеристов, а прочих распустил по близлежащим городам и весям. Что же, такова королевская воля, тем более что Бергарский больше не располагает реально угрожающей нам армией.
Как же мы все ошибались.
Почтовый голубь с сообщением Ларга о ночном штурме Волчьих Врат и гибели основных сил армии, прикрывающей Рогору с севера, прилетел на следующее утро после битвы. Надо было видеть лицо Когорда, когда он прочитал его. Новость ошеломила и меня, но король к тому же отец… Я ненароком испугался, что его удар хватит — тесть словно разом постарел на десяток лет. Увы, ситуацию усугубило то, что черные вести пришли с заметным опозданием — Ларг, назначенный комендантом Львиных Врат с уходом Торога на север (Когорд очень надеялся на его организаторские способности в вопросах снабжения и общего крепкого тыла) отправил послание, как только сам его получил. Но не более пяти сотен бойцов, что уцелели в полевых укреплениях во время ночной резни и сумели отступить (увы, не в крепость), вошли в Волчьи Врата только на шестой день после нападения. Они шли с ранеными, темп движения был не слишком высок. Однако собственные их гонцы, что отправились впереди с целью вовремя предупредить о нападение лехов… они не дошли. Никто из них не добрался до Ларга — и Когорд вовсю подозревает горцев.
К нашему горькому сожалению, почтовые голуби не могли миновать горы.
Ларг не решился самостоятельно идти на выручку и оголить еще и Львиные Врата — что вообще-то вполне разумно. И потому сам король был вынужден снять войско с места и ускоренным маршем отправиться на север — вот только армия его, и так невеликая на момент битвы с Бергарским, сократилась еще сильнее. В строю осталась тысяча триста гвардейцев-кирасир, полторы легкой конницы, тысяча триста аркебузуров (Когорд велел собрать все огнестрельное оружие, в том числе и трофейное, раздав его наиболее способным новичкам) и две тысячи пикинеров. И ведь это вместе с легкоранеными, что встали в строй.
Кроме того, король забрал все семь трофейных пушек, захваченных у Бергарского, оставив мне под тысячу бойцов с тяжелыми и средней тяжести ранениями — в основном из числа пикинеров и всадников, — довеском к тем восьми сотням кавалеристов, что я вел в бой все это время. И наказ как можно быстрее «добить войско Бергарского».
Ах-ах! Ну конечно, «добить»! На самом деле с теми наличными силами, что остались в моем распоряжении, я мог лишь вести активную разведку да удерживать броды — и это максимум! Но Когорд это сам прекрасно понимал, поставив задачу «на перспективу». Ибо по его замыслу мой отряд должны были усилить дружины воевод, кавалерийская бригада моего отца с дополнительными силами стражи — и в итоге он должен был вырасти в неслабый корпус под пять тысяч воинов, которому и остатки войска Бергарского на один зубок. Гонца к отцу я отправил в тот же вечер, одновременно с уходом короля.
А утром следующего дня в мою палатку ворвался старый знакомец по моему первому путешествию в Рогору — Ируг.
— Аджей!
— Что?! Ты как ко мне обращаешься, сотник… Ируг?!
— Аджей, торхи прорвали границу и разбили твоего отца!!! Они освободили фрязей, а теперь двигаются к Лецеку!!!
Наверное, в тот миг я сам постарел лет на десять.
Это было невероятно, жутко, страшно — но кочевники собрали огромное по меркам Великого ковыля войско, примерно в семь тысяч воинов. Эта конная масса протаранила границу в районе «Медвежьего угла» и хлынула к ставке отца — и лагерю обезоруженных фрязей, которых мы собрали со всего порубежья по моему совету.