План «Б»: отдамся за корону! (СИ)

— Нет, ты продолжай-продолжай, просто вспомнил кое-что, даже не про тебя, а про Элронда и Нарсиль.

Саурон, несмотря на тонны железа, плотно заковавшие майарскую тушку, двигался прытко и плавно, словно лучший эльфийский мечник. Арагорну никак не удавалась его подсадить на меч правосудия. При том и тяжеленной булавой противник размахивал мастерски и легко, будто веником. Опасно близко мелькнула белая прядка, ослепив сиянием. Арагорн отвлёкся на миг, и тут же получил кулаком по морде и сапогом в грудь.

Король впечатался в двери, которые распахнулись, и битва продолжилась уже внутри дворца.

Перед глазами Саурона заплясали призраки прошлого:

«Это уже было. Было! Храм мастеров…»

Арагорн с самого начала заметил, что битва какая-то ненастоящая, словно он на тренировке, и противник наносит осторожные удары, чтобы случайно не прибить соперника.

«Играет со мной, прежде, чем убить» — подумал король и гневно прокричал:

— Саурон! Довольно этих уступок, дерись, как воин!

— Херушки. Я не буду портить себе статистику моих гениальных бескровных и мирных побед потрошением твоей жалкой тушки.

— Тебе придётся убить меня! Я никогда не буду служить тебе, слышал!

— Зачем тебе гибнуть в бою? Ты же не эльф, сам потом сдохнешь.

Каким бы славным воином и отличником по физре ни был король Арагорн, он был всего лишь человек. И даже явно не смертельная, но утомительная драка, а ещё моральное напряжение, вытягивали из него слишком много силушек. И он допустил прокол, открылся и, конечно, тут же словил сбивающего с ног леща. Но ни острыми лезвиями булавы, а тупой стороной рукоятки. От удара башкой о каменные плиты пола сознание помутнилось.

Когда Арагорн с трудом восстановил круговерть перед глазами, увидел, что Саурон держит перед его шеей выпавший из рук Нарсиль и как-то странно испуганно и обречённо на него пялится.

Саурон призадохнулся воздухом. Он видел перед собой не поверженного людского короля, а нолдо, залитого с ног до головы кровищей, едва дышащего из-за пронзённой грудины перебитыми рёбрами, даже перед лицом неминуемой гибели такого упрямого и… родного.

Саурон мотнул башкой, отогнал наваждение и снова смотрел на Арагорна пристально-скучающе, словно на бесполезную, но интересную букашечку.

— У меня к тебе вопрос: почему вам, людям, вечно нужно усложнять жизнь себе и другим? Почему ты не сел на тот же корабль и не утёк на запад вместе с жёнушкой и тестем.

— Я не могу оставить свой народ. Тебе не понять этого! — ответил король.

— Снова эти пафосные речи. Фу. — брезгливо сказал майа. — Ненавижу бесполезные геройства. Все равно же, даже мумаку ясно, что у вас нет шансов.

— Нет! Я не буду перед тобой стелиться. Мне не выжить в этом бою, это правда! Мне не увидеть больше жену, и никогда я не возьму на руки своего сына или дочь. Но хоть тебе, скотина, подпорчу радость от всевластия! Меня ты не получишь!

Саурон отвёл меч от лица Арагорна и внезапно отступил.

— Власть — это не пиры, дворцы и приемы, король. Власть — это тяжкий груз. Все остальное — мишура. Сколько злости и зависти пришлось одолеть! Сколько бессильно раз глядеть, как рушится все, что с таким трудом построено! И скрипя зубами, подниматься, заново строить, придумывать новые хитрые ходы в игре, где все лгут! Все!

Саурон быстренько перебрал в мыслях, каким образом ему достались последние победы, и глаза его вспыхнули ярким злым пламенем.

— Но я все же хочу обустроить все так, чтобы каждый был на своём месте, чтобы страны были мощными, а жители не знали нужды. Для вас, придурков, же стараюсь!

— Какое благородство. Прикажу установить в честь тебя, достойнейшего, почетную доску.

Саурон прикинул, что от почетной доски он бы, кстати, не отказался. А ещё лучше от памятника. И, желательно, золотого. Его тщеславной душонке всегда хотелось, чтобы его труды по достоинству ценили, хвалили бы его, прекрасного, баллады, там, сочиняли.

«Трудно что ли? Ведь они даже представить себе не могут, через что я прошёл ради этого! Какой немыслимой ценой мне это досталось!»

Саурон хотел было сказануть, что он уже, хрен с ними, и на грамоту за две медяхи согласен, но Арагорн, наконец-то сообразил подняться с пола и сбил майарские мечтания о наградах и почете новым тупым вопросом:

— Но скажи, нахрена тебе это все надо? Если власть для тебя так обременительна, то почему ты к ней так всеми силами стремишься? — Арагорн поднялся с пола.

— Да у меня нет больше ничего. Знаешь, почему я такой злобный?

— Почему же?

Сауроновы пылающие глазищи угасли.

— Я потерял самое любимое существо. Он погиб в ужасных муках.

Вспомнив возлюбленную супругу, Арагорн вдруг проникся. Он помолчал несколько мгновений и сказал:

— Прими мои соболезнования. Однако представляю, что сотворившие это зло наказаны тобой.

— За его смерть я даже не могу отомстить. Он предал меня. Я сам убил его. — сказал Саурон ровным бесцветным тоном, как будто они обсуждали лошадиные подковы. По крайней мере он очень хотел, чтобы эти слова прозвучали именно так.