Но русские твердо решили не отвлекаться от своей главной цели – 6-й армии. Как только они затянули петлю вокруг Сталинграда и приступили к выполнению задачи сокрушить попытки немцев деблокировать его, они начали передислоцироваться вдоль Чира. Это показывало, что они ожидали угрозу с самого очевидного направления – с плацдарма у Нижне-Чирской. Подлинной темой русского стратегического планирования теперь, когда они уверенно чувствовали себя относительно Сталинграда, был их второй удар, цель которого была еще масштабнее, чем изоляция 6-й армии, а именно – разгром южного крыла немецких войск. Но русские отказались от этого слишком очевидного хода. Они понимали, что удар вдоль восточного берега Дона «будет слишком ограничен особенностями местности, уязвим на обоих флангах и будет находиться под угрозой двухстороннего охвата противника со стороны Ростова и с Кавказа. Непредсказуемая в черноморском регионе оттепель вообще ограничит массовые операции». (То, что это было здравое соображение, подтверждается трудностями, которые испытал немецкий 57-й танковый корпус в движении на север.)
Представляется вероятным, что Ставка испытывала некоторую тревогу за центральный сектор, где царило затишье на протяжении года, и считала, что удар в стык южного и центрального германских секторов даст ее силам больше простора и поможет оттянуть любые немецкие резервы, которые могут там накапливаться. С этой целью она сосредоточила две армейские группы под командованием генералов Голикова и Ватутина и ввела в них три последних армии из резерва.
Выбранный для атаки участок – протяженность фронта около 30 миль по обе стороны Донского плацдарма у Верхнего Мамона – оборонялся в основном итальянцами[83]
. В полосе боевых действий оставалась только одна немецкая дивизия (298-я) и два батальона другой дивизии (62-й) у Кантемировки. Подвижный резерв (27-я танковая дивизия) был слабой частью, так как он был оснащен отремонтированными и восстановленными танками в мастерских в Миллерове. Лед на Дону был таким толстым, что русские танки могли двигаться по нему где угодно, а густой туман покрыл днем все поле боя, усилив панику и смятение незадачливых итальянцев.Вечером, когда в штаб Манштейна стали поступать первые связные донесения, стало ясно, что произошло что-то крайне серьезное. Тот район не находился в непосредственной ответственности Манштейна, потому что атака была направлена против правого фланга группы армий «Б», но одного взгляда на крупномасштабную карту было довольно, чтобы усмотреть угрозу, которую этот новый удар русских нес и для группы армий «Дон» и для каждого солдата на Кавказе. В телефонном разговоре той же ночью Вейхс сказал Манштейну, что он ввел в бой всю 27-ю танковую дивизию на западном конце русского прорыва, но пока не получил «никаких сообщений о том, как обстоят у них дела». (Через два дня в дивизии осталось на ходу лишь 8 танков.) Вейхс также просил, чтобы оперативную группировку Холлидта оттянули назад и к западу, чтобы прикрыть часть разбитого фланга его собственной группы армий.
В эти критические дни Манштейн все больше напоминал шахматиста на сеансе одновременной игры, проигрывавшего на всех досках. Итальянцы были разбиты под Воронежем, позиция немцев на нижнем Чире начала крошиться. Пока 11-я танковая дивизия ждала, припав к земле и укрыв танки по корпус в складках местности вокруг Нижне-Калиновского плацдарма, русские бросили четыре стрелковые дивизии против слабого плацдарма восточнее Дона у Нижне-Чирской и оттеснили немцев обратно на западный берег. В тот же вечер они переправились значительными силами по обе стороны Лисинской, а на следующее утро бросили отдельную танковую бригаду и целый моторизованный корпус (94-й) против 7-й полевой дивизии люфтваффе[84]
под Обливской. Балк снова поднял усталую 11-ю танковую дивизию и повел ее на запад, чтобы справиться с самым серьезным из всех новых вклиниваний.Но теперь уже было ясно, что всякая мысль о наступлении 48-го танкового корпуса для поддержки деблокирования Гота стала невозможной. Простой численный перевес у русских выдавливал оперативную группу Холлидта из Чирского выступа, и уже просматривалась его полная эвакуация.