Фронт закрепился более чем на половину своей протяженности, около 600 миль. За 12 месяцев почти не изменилась линия фронта, идущая от замерзшей Балтики вокруг осадного кольца Ленинграда прямо на юг, к озеру Ильмень, и от него через хвойные леса прежнего Ржевского выступа к Орлу. Постоянные огневые позиции из бревен и земли укрывали солдат; железобетонные укрытия защищали орудия, обстрел которых покрывал обширные минные поля, заложенные весной и летом, пока земля была мягкой. Гарнизоны на этих позициях жили достаточно спокойно. Горючего было много, одежды достаточно, почту доставляли регулярно. Это напоминало положение на Западном фронте в Первую мировую войну, где-то между Сен-Мийелем и швейцарской границей. Самыми страшными врагами были ужасный холод и огромные отряды партизан, передвигавшиеся обычно верхом и появлявшиеся в ледяные ночи, чтобы совершить налет на отдельные расположения германских солдат глубоко в тылу. На самом фронте часто бывало спокойно по несколько дней подряд. Немцы использовали это для отдыха своих измотанных дивизий, русские – как учебные полигоны для новых дивизий.
Кампанию было решено начать к югу, где три великие реки Украины направляются к Черному морю. Здесь 6 месяцев назад немцы развернули цвет своей армии, которая теперь находилась в отступлении. В момент своего высшего подъема она не смогла решить исход войны. Как могла она, слабея с каждым днем, избежать уничтожения?
Для Манштейна, рассматривавшего эту проблему на первой неделе января 1943 года, не было ни грана утешения. Силы, за которые он нес ответственность, были разбиты на три отдельные группы, и каждая была слишком занята собственными бедами, чтобы оказывать друг другу взаимную поддержку. При отсутствии Паулюса германские силы на юге России стали вдвое меньше. В самом лучшем случае еще несколько недель 6-я армия могла бы отвлекать на себя силы русских, хотя и с уменьшающейся эффективностью. Юго-восточнее, в глубине района Кавказа, все еще медлила группа армий «А», вне сферы прямого командования Манштейна и крайне чувствительная к угрозе окружения русскими. Собственные части Манштейна, в группе армий «Дон», получили такую трепку с ноября, что их трудно было узнать. Корпуса и дивизии утратили свою идентичность; подбитые танки, остатки противовоздушных сил и люфтваффе стягивались вокруг нескольких энергичных командиров – Холлидта, Мита, Фреттер-Пико, давших свои имена группам, отвечавшим за участки фронта длиной до 100 миль.
Тем не менее слабость немцев была не так велика, как считали они и большинство союзных наблюдателей в это время. Повторились многие факторы, характерные для предшествующей зимы, – люди и машины износились в летних боях; зимнее оснащение было все еще недостаточным, по крайней мере для маневренной войны; стойкость и выносливость русского солдата снова недооценивались – но это были преходящие факторы. Армия русских теперь определенно стала сильнее германской. Но и русские унаследовали много слабостей от предшествовавшего периода. С начала войны они поставили под ружье два с половиной миллиона человек. Они потеряли свыше четырех миллионов подготовленных солдат. Жесткая стандартизация техники – два типа грузовиков, два – танков, три – артиллерийских орудий – позволила им поднять уровень производства, несмотря на потери двух третей производственных площадей. Но командиров, способных вести эту новую армию, страшно не хватало. Одни были слишком осторожны, другие слишком опрометчивы, и все пытались компенсировать отсутствие опыта слепым повиновением приказу свыше. В результате их тактическая гибкость и быстрота развития успеха были намного ниже немецкого стандарта. Только артиллерия, некоторая часть кавалерии и очень немного танковых бригад по-настоящему заслуживали наименования «гвардейская». Настоящей проблемой для Красной армии была необходимость перестроиться: перейти от оборонительного состояния, когда она одерживала победу только за счет стойкости, мужества и храбрости солдат, к более сложным структурам наступательных действий, где инициатива и подготовленность даже самых мелких частей могла иметь решающее значение.