План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945

Понимая, как этот человек, танковый бог, борется с техническими трудностями и противниками, нельзя не почувствовать к нему уважения. Он знал, что для повышения эффективного контрудара нужно время. Однако ему приходилось сталкиваться с одним разочарованием за другим в усилиях осуществить свои планы. Первым было назначение Гиммлера командующим группой армий, которую он выбрал для выполнения задачи. Тем самым была сведена к минимуму возможность самому руководить сражением. Затем, на совещании 27 января, Гудериан получал еще один удар от Гитлера. Тот сообщал ему, что он решил направить 6-ю танковую армию (головные элементы которой должны были прибывать с Запада уже на следующий день) на освобождение Будапешта вместо использования ее на Одере. Эта тема обсуждению не подлежала. В тот вечер Гитлер не желал никого слушать, кроме начальника управления кадров армии, генерала Бургдорфа. Бургдорф принадлежал к тому презренному племени придворных, которые процветают, беззастенчиво паразитируя на настроениях и вкусах тирана, до полного забвения своих прямых служебных обязанностей. Тогда он развлекал фюрера рассказами о мерах, к которым прибегал Фридрих Великий, борясь с «ослушанием», и смаковал подробности некоторых его приговоров. Они привели Гитлера в восторг, и он воскликнул: «И люди еще воображают, что я жестокий! Хорошо было бы [среди присутствовавших было не много людей, кому бы это могло понравиться] заставить всех крупных руководителей в Германии ознакомиться с этими приговорами».

Когда Гитлер пребывал в подобном настроении, к нему нечего было обращаться с конкретными делами. И Гудериан решил искать поддержку, второй раз за эти две недели, у представителя гражданской власти. Начальник Генерального штаба нашел в Шпеере человека и более убежденного, и более смелого в своих высказываниях, чем Риббентроп. Шпеер составил доклад, который исходил из чисто экономических реальностей и ничуть не посягал на критику военного гения фюрера. Доклад открывался категорическим заявлением – «Война проиграна». Когда Гудериан вручил его фюреру «как документ крайней важности, представляемый по неотложному требованию министра вооружения», Гитлер взглянул на первую фразу, затем подошел к сейфу, положил туда доклад и запер, не сказав ни слова. Спустя несколько дней, все еще не получив ответа, Шпеер попросил Гитлера поговорить с ним после вечернего совещания. Гитлер отказал, сказав: «Все, что он хочет, это снова говорить мне, что война проиграна и что я должен положить ей конец». После этого Шпеер вручил копию своего меморандума одному из адъютантов СС, который понес его фюреру. Не взглянув на него, Гитлер приказал адъютанту положить его к нему в сейф. Потом он повернулся к Гудериану и сказал ему: «Теперь вы можете понять, почему я теперь отказываюсь говорить с кем-либо наедине. Каждый, кто хочет поговорить со мной с глазу на глаз, всегда делает это, потому что хочет сказать мне что-нибудь неприятное. Я не могу выносить этого».

Бездействие Гитлера на этой стадии войны было особенно досадно, потому что данные показывают, что в первые десять дней февраля русские находились в самом уязвимом положении. Развитие успеха Жукова в прорыве на Варте велось слишком малочисленными силами, и русские достигли Одера благодаря полному развалу обороны, а не своему усилию. На бумаге Жуков располагал четырьмя отдельными танковыми бригадами, но реальная численность[127] не превышала двух – около 600 танков, из которых большинство, вероятно, нуждалось в неотложном обслуживании и ремонте.

На левом фланге Жукова находился Конев, продвинувшийся не так глубоко и встречавший менее упорное сопротивление, но имевший большую численность. Он быстро подошел вплотную к верхнему Одеру по всей его длине с танками 3-й гвардейской танковой армии Рыбалко и пехотой (52-я армия Коротеева). Но даже там русские не могли замкнуть кольцо окружения 1-й танковой и 17-й армий. Оба этих соединения были отрезаны от Харпе в районе Катовиц, но им удалось с боями проложить себе путь на юг и ускользнуть через Карпаты в последние дни января. Генералу Рыбалко также не удалось ликвидировать все немецкие плацдармы на восточном берегу Одера. Бреслау так и остался костью в горле у Конева, как и Глогау у Жукова[128].