План битвы

— Отсутствие в комсомольской организации сильного лидера. Медальки, знаешь ли по пленумам выхлопатывать, невелика заслуга. И мусор в собственном хозяйстве под ковёр заметать, не давая ходу принципиальным товарищам из «Комсомольского прожектора», тоже заслуга ниже среднего, прямо скажем. Лизоблюдство, а также раболепие и пресмыкательство перед начальством достойны порицания и исключения из комсомола. Где уж тут высокое знамя личного примера и ответственности!

Совсем заговорился товарищ. Галя хлопает ресницами, а Настя Курганова, смотрит в пол, не поднимая глаз. Она по-прежнему в пацанской ковбойке и брюках. Ничего не меняется. Я глубоко вздыхаю и качаю головой.

— А я-то думаю, в чём причина пристального внимания со стороны инструктора обкома Снежинского? Зачем, думаю я, он порочит прославленный трудовой коллектив, неоднократно получавший награды от обкома ВЛКСМ и обкома КПСС. Где, задаю я себе вопрос, истоки антисоветской деятельности и ненависти ко всему передовому и прогрессивному? А вот сейчас я начинаю догадываться. Личный интерес, несовместимый не просто со званием члена ВЛКСМ, но и с высоким званием советского человека.

При словах «личный интерес», Курганова густо краснеет. В точку!

— Ну, а ты, Настя, как ты могла поддаться на слова этого чуждого и враждебного элемента? Ты же ответственная и принципиальная комсомолка! Чем тебя прельстил этот антисоветчик?

— Что?! — задыхается Снежинский. — Ты, Брагин, зарываешься! Забыл с кем разговариваешь! Я инструктор областного комитета!

— Ах, вот оно что! А разве в сферу вашей ответственности, товарищ инструктор, входят предприятия лёгкой промышленности? — интересуюсь я. — Мне казалось, вы должны больше общественным питанием интересоваться по долгу службы. У нас другой куратор имеется, хорошо ориентирующийся в проблематике нашего производства.

— Я, да будет тебе известно…

— Да пошёл ты в пень, Снежинский! — перебиваю я. — Я вот сейчас напишу докладную на имя первого секретаря обкома ВЛКСМ, а потом лично позвоню первому секретарю областного комитета коммунистической партии Советского Союза! Проникнись звучанием, очернитель строя. Змея, пригретая на груди советского народа. Позвоню и скажу, кто ты есть. А ещё в УВД позвоню и КГБ. Улавливаешь направление? Ход мысли тебе понятен?

— Да я тебя! — хрипит он.

— Пошёл вон, враг народа. Ещё раз сунешься ко мне на предприятие, я тебя лично с лестницы спущу.

Я поднимаюсь со своего места и этого придурка будто ветром сдувает. Курганова тоже поворачивается, чтобы выйти, но я её останавливаю.

— Настя, — говорю я, — погоди. Я очень ценю твою работу, работу всего «Прожектора» под твоим руководством, но такое поведение недопустимо. Подумай об этом. Мы не будем обсуждать с товарищами эту ситуацию и выносить на бюро, но, пожалуйста, сделай для себя правильные выводы. Хорошо?

Она молча кивает и, так и не поднимая глаз, выходит из кабинета.

— Ну ты даёшь, — выдыхает Галя, покачивая хвостиками. — Этот говнотик теперь тебе житья не даст, кляузами замучает.

— Посмотрим, — пожимаю я плечами, — кто кого замучает. Нет, Галь, какого хрена он тут вьётся, а? Результаты проверки не нравятся? А он что, хотел, чтобы у нас здесь воровство процветало? Я тебе так скажу, он просто хочет любыми средствами поставить своего человека на моё место. А зачем? Чтобы воровать? Уверен, Курганова на это неспособна, но всё это мне не нравится, понимаешь?

Галя кивает.

— Так что вопрос о повторной проверке убираем из повестки? — спрашивает она.

— Конечно, Галя, разумеется убираем. Ладно, пойду к руководству загляну.

Я иду к директору и обсуждаю с ним козни Снежинского и подготовку к началу пошива джинсы. Выкройки готовы, всё согласовано, так что можем начинать. Первая партия ткани уже пришла и пока хранится на складе облпотребсоюза у Платоныча.

Долго там держать её не хочется, но пока на фабрике не слишком-то благоприятная обстановка. А фурнитура от Марты ещё не пришла, и наша советская джинса тоже, хоть Ферик и обещал всё решить. А начинать надо всё вместе.

Переговорив с директором и наметив план, возвращаюсь в комитет и погружаюсь в работу, несколько часов вникаю в то, что произошло в моё отсутствие. По большому счёту ничего. Вернее, движений много, но по сути, всё это какие-то пустые хлопоты. В конце концов, я даю Гале инструкции и отправляюсь в центральный райком. Галя добывает мне тачку в гараже, и я еду, как большой начальник на «Волге».

В райкоме мне нужна, конечно же, Валя Куренкова.

— Какие люди! — восклицает она. — Герой, практически пароход и человек!

— Нет, я не Теодор Нетте, — усмехаюсь я, демонстрируя знание школьной программы по литературе.

— Ну, рассказывай, какими судьбами? Хочешь чего-нибудь, кофе, чай или покрепче?

— Крепче кофе я ничего не пью.

— Ах да, точно. Ну, давай по кофейку пройдёмся.

— Не, Валь, спасибо, я ненадолго и не просто так. У меня просьба.

— Да? — поднимает Валя брови. — У тебя? Обычно у меня просьбы бывают.

В этот момент открывается дверь и в кабинет заглядывает Крикунов. Надо же, со школы его не видел.

— О, Брагин! — говорит он. — Ты чего здесь?