План битвы

Мы прогуливаемся по Набережной. Ещё утро, и день, обещающий быть жарким, пока дышит влажной прохладой скорого конца лета. Народу никого и можно спокойно разговаривать, негромко, естественно.

— Понимаю, — отвечаю я, — что вы меня мурыжите зачем-то и не говорите самого главного.

— А я в тебе терпение вырабатываю. У меня может на тебя большие планы, поэтому надо, чтобы ты имел стальные нервы и выдержку.

— Ясно, — качаю я головой. — Да говорите, уже…

— Вот видишь, есть ещё над чем работать, выдержка никакая… Ладно. Суходоев.

— Чего?

Я даже останавливаюсь. Какой, нахрен, Суходоев?!

— Ага, — кивает Куренков. — Старший лейтенант Суходоев, тот самый.

— А он-то каким боком? При всём уважении… хрень какая-то. Это от Самойлова инфа?

— Хрень не хрень, а люди Парашютиста именно от него наводку получили. И нет, это не от Самойлова, по причинам, которые я раньше уже называл. Но здесь никакой ошибки нет, это от тех, кто у нас в работе. Он не только по этому вопросу с Парашютистом работал.

— Хм… А сейчас он с кем сотрудничает, так сказать? Парашютист-то того, у него парашют не раскрылся.

— Понаблюдаем за ним, посмотрим, с кем он будет контачить в ближайшее время.

— Ёлки-палки, мне-то это не особо помогает. Значит есть промежуточное звено, ведь непосредственно от нас Суходоев ничего узнать не мог. Надо искать, кто из посвящённых имеет связь с этим… милиционером, в общем. Ладно… Блин! Хреново. Но лучше, чем ничего. Спасибо Роман Александрович.

— Пожалуйста. Это в наших общих интересах, вообще-то. Ищите, короче, кто имеет отношение к этому сучонку. Он сейчас у «конторы» под колпаком, поэтому связь эту надо оборвать как можно скорее и очень аккуратно, чтобы никакой новой информации о вас не просочилось. То, что уже имеется, я подчищу, но новых залётов нам не нужно. Понимаешь?

— Да, как не понять? Конечно, понимаю. Подумаем. Если помощь понадобится, обращусь.

— Хорошо, чем смогу помогу. Следующий момент. Злобин хочет встретиться. Ты когда поедешь?

— Да не знаю, не определился ещё. Меня же родители режим заставляют соблюдать.

— Тоже анекдот, родители заставляют… Ну, ты уж договорись с ними как-то, подросток, понимаешь ли… Не затягивай, короче. Зачем хорошего человека ждать заставлять?

— Не будем затягивать. Сегодня на фабрику схожу, посмотрю, что там к чему.

Мы расстаёмся, но сначала я иду к Платонычу. Дохожу по Весенней до драмтеатра, сажусь на автобус и еду до самого облпотребсоюза. Приходится какое-то время поторчать в приёмной Большака, дожидаясь, пока у него закончится совещание.

— О, Егор, привет, — говорит он, выходя из кабинета вместе со своими замами и прочими ответственными сотрудниками. — Ты давно здесь? А я уезжаю сейчас… Может, по пути поговорим?

— Нет, по пути не очень идея. Мне всего-то три минуты нужно.

Говорить при водители вряд ли получится.

— Ну, ладно, — соглашается он и возвращается в кабинет. — Случилось что?

— Куренков говорит, что блатным, пославшим Самойлова, на нас указал Суходоев. И, соответственно, Корнею тоже, наверное.

— Суходоев? — удивляется Большак. — Это как?

Я вкратце пересказываю ему свой разговор с Романом.

— Да, — озадаченно качает головой дядя Юра. — Надо подумать, как нам дальше действовать. Пошли. Подбросить тебя? Ты куда сейчас?

— К политеху. Хочу к участковому заглянуть.

— Хорошо, закинем.

— А, Егорка, — невесело приветствует меня Рыбкин, сидя за рабочим столом и с мрачным видом, разгребая бумажки.

— Здорово, дядя Гена, — киваю я.

— Здорово, коли не шутишь…

— Ну, как жизнь? — спрашиваю, присаживаясь к приставному столику.

— Жись только держись. Живём поманеньку. Сам как?

— Да мне-то что сделается. Как там дщерь твоя неразумная?

— Ой, знаешь что, — повышает он голос. — Не сыпь мне соль на рану!

— Может, мне с ней поговорить?

— Ты чего! Сдурел что ли? Она как узнала, что ты всё слышал, всё, у ней прям все клапана посрывало. Всю ночь проревела. Я даже ни стопки вчера, понял? Даже к «Сибирской» твоей не прикоснулся, а ты меня знаешь… В общем, сижу, думаю, что делать…

— А чего тут думать-то! Любовь и ласка всё решают. Родитель ты или кто?

— Родитель! Тебя не спросили… Своих нарожай, да вырасти, а потом советы раздавай. Сам-то вон от горшка два вершка!

— Я знаю, что говорю, Геннадий Аркадьевич, послушай меня.

— Знает он… Умник нашёлся… А что ты говоришь-то? Ты ж не сказал ещё ничего.

— Для начала, перестань попрекать.

— Попрекать! А я что не человек что ли, что со мной можно вот так? Ноги что ли об меня вытирать?!

— Ну ты же взрослый мужик, потерпи.

— За**ись у тебя советы. Ну, профессор, чего ещё подскажешь дураку старому?

— Да ладно тебе, дядя Гена, в позу вставать, я же как лучше хочу.

— Хочет он! Все хотят, понял? Я за себя что ли? Мне-то вообще по*уй! Я ж о ней пекусь! Все эти тёти Клавы да бабы Оли… им только дай повод, пойдут по всей земле русской языками чесать. Ей же жизнь и испортят, будто не понимаешь. А коли не понимаешь, дурак значит и нехрен рот разевать. Яйца курицу не учат!

— Так скажи им, что это родственник дальний был из Новосибирска. Погостил и уехал… Что? Чего так смотришь? Уже всем раззвонил, что он жених Наташкин?