План битвы

Вдруг раздаётся металлический лязг открываемого замка. Включается свет, дверь отворяется и в камеру входит милицейский майор в сопровождении младшего сержанта. Сержант заносит стул и тут же выходит.

Майор садится и молча безучастно смотрит на меня. Проходит минуты две. Я тоже смотрю на него. Он грузный, усталый и ему, как и мне, жарко. По смуглой, покрытой рытвинками и чёрными точками коже стекают капельки пота. Чёрные, будто подведённые, как у египетских фараонов, глаза выражают безразличие и усталость.

— Хочу напомнить, — говорю я, прокашлявшись, — что мне ещё восемнадцати нет, и вы не имеете права без моих родителей или представителя…

— По*уй, — с безразличием в голосе перебивает меня он.

— Никак нет, — отвечаю я. — Это очень серьёзное нарушение, и вам за него…

— Да мне вообще по*уй, — снова не даёт он договорить. — Я тебя даже шлёпнуть могу и сказать, что так и было. И ничего мне за это не будет. Понимаешь?

Честно говоря, я даже пытаться это понимать не желаю. Молчу, не отвечаю.

— Но, если расскажешь, что мне нужно, выйдешь, — продолжает он, — и, даже как честный гражданин.

— И что вам нужно?

— Что нужно, чтобы жить дружно… — устало вздыхает майор. — Показания по Адибекову.

Приплыли, блин… Как я и думал.

— А какие вам нужны показания? — интересуюсь я.

— Самые правдивые, — отвечает он.

— Для этого, как раз, неплохо бы адвоката заполучить. А то даже и не знаю, что сказать.

— А я тебе подскажу. Возможно, ты всё уже забыл, так я тебе с этим делом помогу. Ну что, готов поговорить?

— Не знаю даже… — качаю я головой.

— Ну, как хочешь, — пожимает он плечами и встаёт. — Я тебя не тороплю. Отдыхай, будь как дома. Пойми, раз ты ко мне в руки попал, я о тебе, как о самом дорогом госте заботиться стану. Кров дам, еду дам. Живи сколько хочешь. Ты же гость, поэтому у меня всё к твоим услугам.

— Спасибо за гостеприимство, — киваю я, — но я бы уже пошёл, а то меня друзья ждут.

— Ты на Фархада Шарафовича намекаешь? — ухмыляется майор. — Понимаю, здесь все его друзьями себя называют. Но и ты пойми, на этом подземном этаже я твой Бог и царь, и лучший друг. Даже Фархад Шарафович тебе помочь не сможет, только ты сам. Понимаешь? Пока всё не выясним, будешь у меня гостить. А когда выясним, посмотрим, что с тобой делать. Я ведь тебя здесь навсегда могу оставить, соображаешь? Вообще навсегда.

Он подходит к двери и коротко стучит. Дверь тут же открывается, и майор выходит. Появляется сержант, забирает стул и тоже исчезает, а я остаюсь один.

И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых, —
— Кони просят овса, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя привезу: ты меня и из рая ждала!

Как только мне удаётся уснуть, в камере снова загорается свет, грохочет замок и дверь распахивается.

— Брагин, с вещами на выход, — раздаётся казённый голос конвоира.

С вещами, смешно даже. Вещи у меня все отобрали, вообще-то…

Мы долго идём по тёмным коридорам и, наконец, выходим во внутренний двор. Свежее не становится, здесь даже ещё жарче и душнее, чем в казематах. Меня подводят к грузовику. Это старенький Газ-51 с металлической будкой без окон и надписью «Хлеб».

Какого хрена!

— Давай! — подталкивает меня сержант, и двое вэвэшников с красными погонами направляют на меня стволы автоматов.

Зашибись, вообще. Похищают из СИЗО и везут хрен знает куда. В будке установлена решётка, и меня в момент ока запихивают за неё, за эту решётку. Дышать нечем и я только чудом не задыхаюсь. Начинает сильно болеть плечо. Минут двадцать я болтаюсь в этой раскалённой за день печи и, наконец, машина останавливается.

Я опять оказываюсь во внутреннем дворе углового здания, рассмотреть которое из-за темноты довольно трудно, но кое-что я подмечаю. Три этажа, двор небольшой, с двух сторон он ограждён зданием, а с двух — довольно высоким, метра два, каменным забором. Людей не видно, охраны нет. Здесь только те, кто меня перевозил. Меня заводят внутрь и снова тащат в подвал, передав на руки двум местным конвоирам, оказавшимся косматыми басмачами в штатском.

В новой камере, тоже одиночной, стоит такой же смрад, как и в предыдущей, но температура, вроде чуть ниже. Под потолком тускло горит светильник, наполняя пространство унылой жёлтой мглой и делая стены «лохматыми», из-за теней, отбрасываемых неровностями.

Я падаю на нары и закрываю глаза. Больше никто меня не тревожит. Хотя нет, тревожит… Примерно через полчаса мне приносят лепёшку и воду. Гостеприимный майор, ничего не скажешь, заботливый.

Ем я через силу, а вот пью с жадностью, оставляя, впрочем, некоторый запас на ближайшее будущее. Потом я вновь погружаюсь в размышления и принимаюсь за самокопание. Вроде же всё решил для себя и поставил цель, но мысль об изменении истории нет-нет, да появится, соблазняя и заманивая. Некоторое время я думаю о своей исторической миссии, а потом переношусь к жестокой действительности.