План D накануне (СИ)

— Ну, чего тебе, парень?

Он облегчённо выдохнул, сделал несколько шагов вперёд.

— Мне случайно стало известно, что вы жили здесь с большей обыденностью при тех славных днях, когда и один мой почти знакомец, как-то там Лунин.

— Это, иными словами, когда?

— С 41-го по 45-й год, вероятно.

— Ладно. Стало быть, началось? Хорошо забытое старое?

— Отец таскался в общества в иные дни.

— А потом умилялся на всю Россию по этапу?

— Ну ещё до такого не докатились, чтоб семилетнего в ссылку.

— Отчего же тебе только Лунин? Здесь и другие были.

— Да потому что не надо думать, что такой многосложный и никто не захочет копаться в намёках, — горячо воскликнул он, потом тише добавил, — я, например, только для того и рождён. Ладно, не заставлять же и вас. На его счёт есть подозрения такого рода… не просто так сюда заехал, не просто приближал кончину в рудниках и жил на минералах, на каторге, а что-то такое декабрил, искал, под землёй, как любой масон, я почти уверен, что его убили из-за этого.

Тут он неожиданно понял, что эта его страсть, это странное спонтанное расследование есть глубокое психологическое явление внутри него, безусловно некий ответ сыщику, который его раскрыл, своего рода расплата, ответные действия и одновременно завершение соответствующего этапа в жизни. Это его последнее дело.

— Балдошьи речи, кто же их нашептал?

Он постарался объяснить, несколько растянув цепочку, выдавая догадки архивариуса за свои, оправдывая это себе краткостью изложения.

— На судилове своём бы так пел, может, курорт и прошёл стороной… а, так ты же за уликами.

— Сейчас как раз в них появилась острая необходимость.

— А что с этим не сбежал?

— По той же причине.

— Так ты знал, что он тебе побег готовит?

— Я думал, это все знают.

— Всё, спрашивай про своего Лунина.

— Что он искал?

— Хартию добра и зла, уничтожитель миров, компромат на Александра и его семью, заколку.

— Так и коллеги его по благоденствию тоже вели отбор?

— Ну, народ-то ушлый. Ты таким узколобым не прикидывайся, я же вижу, как знал, что за двадцать до тех двадцати, что ты хочешь открыть, на Зерентуе то же самое, и там не один искатель, как Миша, а много, и, когда из могилы ударил свет, никто уже не мог толкнуть в неё в спину. А они произнесли друг другу в ухо слово на «б» и на другой день условились собраться на площади очень рано, держа в голове окончательный уход в лес, но их предали. Был там такой хуй Сухинов, после стука во все французские окна Третьего отделения сучаре ещё дали чем-то таким руководить, и был там такой безликий Бочаров, сумевший встать на лыжи на некоторое время, да балдоший профсоюз всё одно скрутил, но то, что надо, кому надо через дюжину заборов он перекинул. А кого не спровоцировали, тех в Петровский завод, декабрист декабриста видит издалека, больше одного уже считается что заговор. В головах-то дворянская смекалка, экстраординарные по сравнению с другими знания, языки перед глазами восстают по первому зову, хочешь, по инженерному, хочешь, по приставить анкер к квазианкеру, в отличие от уголовных и офицеров тоже, всех этих казематных старост тоже. Однако соображение не соображение, а в цех, где железо плескалось мимо форм, декабристов не пускать им мозгов хватало. Но мало кто был против, если б хоть иногда кидали взгляд на репродукцию с площади на своих стенах, а так даже Бестужев и Торсон знали, как машину в цеху сделать грудой железа, а обратно пустить жизнь в сочленения только они и могли.

— И что же они там, кроме риска остаться без пальцев, обрели?

— Починили машину, как минимум.

Он непонимающе уставился на каторжника. Тот молчал.

— Видимо уж слишком не на поверхности, я, конечно, понимаю, и затевали-то всё не для отмены рабства, но чтобы так глубоко…

— Ты же ищешь, подумай о том, что они принимали за милость, которую, якобы, оказывают всем.

С такой точки зрения он это затруднение не рассматривал.

— А, ясно, Бочаров спрятал в машину то, что получил, пока его не поймали, а мой Лунин потом объявился с этим здесь. Другая версия. Обдать солнечным маслом предмет X, сразу три династии того… как пороху огня.

Каторжник усмехнулся.

— Ну ты и интеллектуал, а про свидание на тракте запамятовал? Сам же говоришь, ему что-то передали, невообразимо нужное для невообразимого набирания, а хрусты для отвода глаз. — Он кивнул. — Ну так я тебя просвещу, раз так душевно разговорились. Когда его уже мёртвого обыскивали, знаешь, что нашли?

— Нет.

— Стёкла на дужках.

— Какие, сильные? — Гавриил жадно подался вперёд.

— Сильные, с ними мог хоть вязать.

— Возможно, он был настроен на аккомодацию мелких величин?