План D накануне (СИ)

Они — к спинам приторочены белые полотнища, символизирующие мир, — вдвоём шли на срочно вызванный в Кёнигсберг осколок Яворской бригады. Штыки дрожали, они их в жизни не держали, марш больше походил на торжественное шествие, ведь по всем признакам их дело не правое, а в Сербии это было важно. Перенос воздушных масс проходил через эту трагедию, то жара, то пронзали иглы, внутри них то же самое, но куда сильнее. Казалось, что мир взбунтовался, что это случилось вне зависимости от их рачения. Голова кружилась, из дёсен и носа шла кровь, из-за ветра они не слышали слов друг друга, не имелось и ясности — пикет против них или здесь учения, или конвой, или затаптываются улики. Как же сильны переживания, отнюдь не скоротечны, сердце в пятках, с той стороны несётся «открывать зде-е-е-сь», а что, они не знают. Будь человек более расположен, взялись бы за руки, но тут слишком много предрассудков, с нерегистрируемой толщиной стен, а то и людей. Чем ближе острие, тем больше бурлили психические процессы. Пот уходил в утоптанную землю, хотели переглянуться, но в той стороне всё расплывалось. Раньше так не казалось, но теперь себя было жалко больше, чем дело. Это, по большей части, и несла в своём эрзац-концепте сила, которая всегда противосущна, её координаты всегда напротив. Солнце светило на Серапиона, и витамин ещё некоторое время вырабатывался, не увеличивая нагрузку на Фабрику.

В этот момент из иллюминатора вылетает брошенный неизвестно кем (однако не из первого ряда, поскольку их руки на виду) скомканный лист бумаги. Его ловит по-звериному проворный Человек из Остерби, но Обервиндер вырывает и немедленно раскрывает, поворачиваясь спиной к стоящим на лестнице, тоже приметившим этот пассаж. Пока читает, прочие обступают его, делаются слышными мнения на сей счёт стоящих в очереди.

ФБ1: О, видели, крутят интригу прямо через наши головы.

фЭ1: Полагаю, пфальцграф даёт сведенья.

ДМ1: А где бы этот пфальцграф мог сталкиваться с кем-то из них?

ФБ1 (язвительно): Да решительно нигде, мы же тут все в первый раз друг друга видим.

МЦ1: Тогда, возможно, ими вертит кто-то ещё.

ДМ1: Быть может, это они вертят кем-то, кого взяли на корабль. Шантажируют мамзельными делами.

РС1: И когда они успели сговориться, почт?

МЦ1: Да в любой миг, нами проживаемый, на полутора тысячах…

РС1: А как вообще наполняли шхуну? я что-то упустил процедуру.

МЦ1: По билетам, такие кирпичи сплошь в гравировках из масонских…

РС1: И на каком основании отказывали?

МЦ1: Потому что билеты фальшивые.

РС1: Так может, у меня не фальшивый, я свой ещё не показывал.

МЦ1: Если подбросите повыше, может, кто и глянет, только не ждите двух выжженных точек в середине.

ФБ1: А где вы, вообще-то, пропадали, отчего не поспели к посадке, как все?

РС1: Да погребение, знаете ли, затянулось.

ФБ1: Ах, погребение.

РС1: Как-то неправильно подобным образом нами манкировать.

КХ1: Скорее бы, уж очень хочется взглянуть на всю междоусобную Европу сразу.

АФ1: Ну успокойся, успокойся, наглядишься ещё.

ГфЗ1: Всегда интересовался, как этот он собирал свой комплект?

ДВ1: Ходил по миру и клянчил.

ГфЗ1: То есть под занавес он везде таскал за собой несколько сундуков с книгами?

ДВ1: Несколько дворцов, у него же харизма была ого-го.

ГфЗ1: Пожалуй что это бы сошло и за чудо света с n-номером.

КХ1: Так он её сразу на Марсе хранил?

ДВ1: Так часто посещать Марс? Это могло сказаться на нём не лучшим образом.

ГфЗ1: Я слышал о нём как о Пожирателе а.е.

КВ1 (себе под нос): Чем же он тогда испражнялся и в какую полость?

МАШ1: Он регулировал выхлоп силой мысли.

КВ1: А мир он сколько раз спасал?

МАШ1: Ещё впереди.

КХ1: Ах, как всё это интересно.

ФфГ1: А там где копать?