План D накануне

Она сдалась в лаборатории. В химической начала XVIII-го века престиж зависел от размера перегонного куба. Сквозь него некоторое время смотрела, как за окном беснуется Кёльн. Карл Маркс мог бы в присущем ему стиле рассказать, как это бывает. Собор торчит, Fischmarkt [131] можно учуять за версту, церковь святой Урсулы прячет место преступления, руины преториума мечтают о Wiederaufleben [132]. Её основным качеством являлось занудство, и это налагало отпечаток на внешний вид, в душе же прямо сейчас вдруг образовался странный росток ликования. Недавно они опрыскали мир чем-то совершенно новым. Чем-то похожим на утро в Италии после дождя, бергамот, пыльцу на ботинках древнего римлянина, Mondlicht [133], падающий внутрь скалы, цедрат, след от рыбьего косяка, цветы восточной Гренландии, сгоревшую шерсть оборотня и апельсины, доставленные через море в бочке севастопольского ясеня. Если это не устроит демографический взрыв, то даст рухнуть установившейся статистике. Теперь свет в силах набросить на себя мускусную железу, общепринятую, возбуждающую внепропорционально, только дави грушу и направляй себе den Schritt [134] сопло. Кавалеры охотней лижут, дамы охотней сосут, всё это закручивается в дикое расположение друг к другу, примиряет извращения и регулирует похоти, подходы к которым вертятся так и эдак, но пока не придумано ничего лучше удовлетворения. Вот идёт по Гайд-парку дама в кринолине, а из-под него, до того им отекаемые, прямо на булыжниках остаются лежать младенцы, да такое, глядь, и везде, амбра наслаивается, но, очевидно, по-новому, конкрет экстрагирован не спиртом, но любовью и лобзаньями неотрывно, и тем, что это хотят вдыхать даже боги.

Бродя здесь и лениво ассистируя, она невольно знала некоторые колбы. Красный цвет пугал, синий отвращал; она выбрала прозрачный, содержащаяся в том нитроза была в фаворе только у самых окольносмотрящих парфюмеров.

Внизу простирались рощи и трепетание воздуха, пронзаемого лучами, сквозь него виднелась уходящая ввысь чаша гор, покрытая лесом. Аббатиса Малгоржата Освенцимская поднялась на башню. В обрамлённых морщинами глазах стояли слёзы, в руках она всё ещё стискивала депешу. В той странным слогом, однако смысл оставался несомненен, сообщалось, что её возлюбленный погиб в битве с католиками, израненное тело его четвертовано и сожжено. Она воскресила в памяти образы отца Пшемыслава, сына Нестора, возлюбленного Ульриха, аккуратно уменьшила послание в восемь раз и спрятала за пояс. Встала в l'ouverture de la fenêtre [135] и ещё раз посмотрела на фиал гор перед собой, невольно заворожённая.

Облака касались вершин сосен, крутили там химию, питались через эти трубки, хвоя вызревала, осыпалась, лезла новая, а заряженная перина уносилась аквилоном сочиться над горными озёрами, орошая край по выстраданной тысячелетиями системе, к тучности всего живого подмешивая обратную сторону природы, её закон бобины смертей, где в счёт не идёт, на скольких ногах жертва, зарывают её или глодают, думать, что вступил с этой матерью в контакт — минимум заблуждение, остался пожить? — ну так, примитивный взгляд туда, где из лимфоузлов коры, которые не более чем ретрансляционные точки, идёт ордер трясти, жечь, колоть лёд и сдувать атмосферу.

Анатолий имел честь полагать, что поднимать бунт сейчас значит уж слишком перебирать с самонадеянностью. На ветвях их семейного древа он шёл третьим. Первый умер в 1450-м. Второй в 1913-м. Третий пока был жив, но чувствовал, что попал в око очень плохой бури.

В одном месте из земли выходили рельсы. В десяти шагах от начала тех стояла толстостенная вагонетка, а полосатые существа забрасывали её землёй. Двадцать или тридцать, не беря во внимание человеческий рост, их можно было принять за подземных жителей. В промежутках за деревьями виднелось озеро, на зеркале помимо кругов от дождевых капель то и дело возникали головы, захватывали воздуха и исчезали, возвращая оспинный глянец. Он полагал, что это гриндилоу, которым нацистские врачи удалили жабры. У окна он раскручивал очередной психоредуктор. То надеялся на Verschwinden [136] полосатых фигур, то на дистилляцию гриндилоу, то мечтательно смотрел на белёную стену с воротами отсюда, то перебирал мембраны.