Он стоял на поляне, вроде, здесь, указательными пальцами выгребал снег из-под «голенищ», кожа стала красной, натянутой, ногти жёлтые, с тёмными ободами, давно не круглы. С той стороны из леса вышла лиса под руку с медведем, приближаясь, они смотрели друг на друга, потом на него. Вдруг встали на четыре лапы, провалившись по брюхо, оба приблизительно одинаковых размеров, стали пробиваться в его сторону. Слева открылся чёрный зев — люк из снега откинулся, оттуда раздался знакомый, но искажённый акустикой голос:
— Миша, давай шубу.
Он не дал, но сделал два шага в ту сторону. Медведь и лиса сбросили шкуры и оказались четой Волконских, он в пальто с бобровым воротником, она в шали и тёплом капоре. Подошли, приветливо улыбаясь, позади в белоснежном покрове остались бурый и рыжий островки.
Зимой и летом это были разные миры, переход из одного состояния в другое осуществлялся почти незаметно, кристаллы за ночь сменяли москиты, снега выводились иными путями. Под крутым берегом на мелководье бесновалась разношёрстная толпа тайбугинов, со стрелами и оскаленными зубами, а охотник с землистым лицом грёб в их сторону, сидя на уключинах спиной, в средоточие меха, анимистских кораллов на нитках, медных шишаков, коричневой воды с запредельной концентрацией ила, плетений вдоль и поперёк, острозубых едал, детей шаманов и Пулад-Тимура.
Даже Красноярск, допустим, Красноярск — квадрат из крепостных стен, а внутри все ходят неприкаянные, не первопроходцами себя ощущая, а кормом, экзотично истомлённым в чём-то вроде адовой, но и византийской полости, где всё, от способа нагревания до поверхности и позы в оной, сверхъестественно.
Шестое, что он присовокупил к своему логическому обоснованию произошедшего — это его жизнь с определённых пор, проходившая в ряде учреждений, и в те он даже как бы стремился: Петропавловская крепость, Выборгская тюрьма, Читинский острог, крепость Свеаборг, Петровский завод и село Урик. Вдобавок он категорически и не имея на сей счёт иного мнения, а также не желая утаивать суждения свои о том, неоднократно заявлял, что жизнь свою он окончит в тюрьме. Он нечто искал в них и в конце концов понял две вещи: 1. Объект в Акатуе. 2. Объект таков. О последнем свидетельствовала встреча на тракте, где ему передали вещь, способствовавшую поиску либо активации.
Младенцы в количестве ста пятидесяти или около того лежали на соломе, окружённые проваленной во многих местах плетёной оградой, летом лопухами, зимой сугробами, по идее они должны были просыпаться от голода и неприятных ощущений. Кажется, кому-то требовалось, чтобы здесь их дисгармония буквально вытравливала циркадианные ритмы. Движение листьев у мимозы стыдливой, Андростен видит сны в тамариндовой роще, отражающий свет зелёный, мелатонин закачивается в сенсорные органы тигра. Безусловные рефлексы сводились у них к одному по-возможности-защитному. Серые эллипсы лежали на грязном попурри из фекалий, разлагающегося перкаля, окроплённого мочой чище, чем вода, снега, смёрзшейся гринели. У многих уже развивалась память, и её нагрузка, в эту пору совершенствования самая основная и кардинальная, готовила в случае взыскания их судьбой неописуемых маньяков, закладывая району предпосылки быть.
Крик стоял неимоверный, и служащий биржи, за конторкой собирающий плату за аренду и продажу, имел притороченный к голове раструб для лучшей слышимости. Пришлось орать и Готлибу.
Вестфалия сопроводила взглядом монеты, недоумевая, почему он так неожиданно сдал, пожала плечами и пошла прочь, за ней, глумливо подмигнув глухому и потрепав за грязную щёку младенца, пустился и он, забегая то к левому уху, то к правому, что-то беспрерывно сообщая, пока она не выдержала возле воспитательного дома и не спросила, что ему толком надо.
— Я не крала вашей карты.
— Помилуйте, разве я сказал, что у меня пропала карта? Помилосердствуйте, разве я сказал, что обвиняю вас во вторжении в мой дом вместе с двумя подельницами? И разве я сказал, что тот кусок пергамента, что пропал у меня, был картой? Я слишком осторожный человек, чтобы говорить подобное.
— Это мне про вас говорили.
— Значит, вы про меня разговаривали? Очень лестно. Быть может, мы, раз уж я так симпатичен вашему взору, где-нибудь уединимся для более вдумчивого знакомства душ.
— Я бы больше хотела совершить знакомство тел.
Он стал хватать ртом воздух.
— Глупец, неужто вы подумали, что я вот так сразу вам отдамся? Это я всего лишь опробую кокетство.
— Вовсе не сразу, вовсе не сразу, помилосердствуйте.
— Боже, как я устала.
— Однако я по другому делу.
— По какому ещё делу, вы, сладострастник?
— Я знаю, почему этот достойный, близкий к глухоте человек с биржи так скоро согласился уплатить вам один рубль сорок копеек за младенца и впрямь весьма чахлого, тут он был прав.
— И почему?
— Потому что один из нас, я уже не готов сказать кто из-за этого крика, затронул очень существенную и трепетную хрию его жизни как человека и как служащего биржи, а также как скорой жертвы глухоты. Он не хотел, чтобы тема эта развивалась и решил прекратить встречу.