План D накануне

У них уже, кажется, было всё с умом распространено, фитили ждали поджога, головки ракет смотрели в небо, предчувствие как перед повальным шмоном, пока ему не стукнуло в рассудок, что им непременно необходим принц. Кто? — округлил он тогда глаза. Потом понял, что вопрос решённый. Запуск и результат погубил подъёмный мост, закрывший собой сияние фейерверков в трёх часовых поясах, — к установлению которых Российская империя на тот момент так и не пришла, что довольно странно при её устройстве, но в духе, — в сторону Москвы от Кёнигсберга и стронувший ледник на Кебнекайсе и Гальхёпигген.

Он уже после поделился с ними, что был план взрывать во время начала встречи по лаун-теннису в 1913-м году. Ложь, они поняли это, когда он обронил, что встречей должен закончиться один начавшийся за восемь веков до этого крестовый поход, а в игре участвовали бы рыцари. В 1899-м году мост подняли из-за них, а именно посмотреть, поднимется ли он вовсе, чтоб осуществить это и во второй раз, возвращая их в замок. Иными словами, тем при любом развитии событий не дали бы бегать за мячиком вволю, даже если бы выстрелили во всех согласованных точках, ориентируясь на скачущие над лесом бацинеты, мост всё равно застил бы обозрение части людей, а часть вводил бы в неистовство.

Он задержался на этом свете, не зная верно, исполнил ли дело своей жизни либо только попытался исполнить. Пока он не искал инцидентов на свою шкуру, заново приглядывался к Монахии. Трудно сказать, сломался ли он в том спектакле. Сам не знал, можно ли считать согласие на него предательством, в претворении мира на земле он его не предавал и отговаривал принимать в их шайку принца, сам никогда не делал такого и не сделает.

Деукалайон

Через дюжину энергичных шагов башня за спиной растворилась в ночи. Было тихо, печати сидели плотно в гнёздах футляра и не являлись слабым местом его плана. В стороне реки проехал автомобиль с выключенными фарами — сгусток звука в непрестанно обращающемся в ничто мгновении. Выйдя из парка, он остановился и резко обернулся, прострелив взглядом улицу за собой, а потом аллею, по которой шёл. Где-то над Альпами пролетел самолёт — просто перевёрнутая страница его интенциональности. Глядя всего в два ограничиваемых тьмой направления, он видел весь город целиком, заключённый в лесное кольцо, заключённое в луговое кольцо, везде одинаковый сейчас, точно так же, как он был везде разный в двадцатилетние периоды мириадов ценностноориентированных квалиа, предшествовавшие обеим великим войнам. Он до сих пор не разобрался, в светомаскировке тут дело или в небывалом упадке культуры.

Раньше, помнится, здесь старались чем-то заниматься, мошенники всех мастей, угнетённые и порвавшие с планами на академизм одиночки, специализирующиеся на антропологии, медиевистике, археологии, евгенике, словом, на всём том, на что имелся общественный запрос, взаимодействовали не хуже чем Ding an sich [290] с чувственным созерцанием, ставили самый масштабный спектакль по пьесе «Естественный отбор», превращали теорию бисексуальности в антисемитизм, стригли купоны на Эре Водолея, чуть меньше на Эре Рыб, метали мешки с алхимическим песком с аэростатов, публиковали работы о том, как лёд падал на солнце, что все языки создали блондины, клепали свастику на знамя Ордена тамплиеров, считали доказанным, что Христос — электрический человек третичного периода, покидали стоячие места в опере, чтобы занять их в очереди на бесплатный суп, записывали Моисея во фрейдисты, путали расологию с вирусологией, переводили всё новое в новейшее, лунные кратеры — пузырьки на поверхности железа, как в дрожжевом тесте, пустота внутри Земли — управленческий ресурс для мирового закулисья, кофейни заменили библиотеки и национальное собрание, подготовка героического века не стояла на месте, обсуждали планы Земпера по захвату власти, небезосновательно замечали, что монголы и негры уже вооружаются против них, — он, после того как выиграл конкурс, как-то втянулся, понял, что в данный период жизни это его путь. Поспрашивал у окружающих в похожих мундирах, увешанных своеобразными знаками отличия, и решил мимикрировать в Вене, ходить по ней и представлять его фигуру за мольбертом там, где вздумается. Но от этой новой мистики, надо сказать, здесь не осталось и следа. Уже некоторое время он замечал признаки сверхновой мистики, связанной с грядущей битвой за Вену и особыми частями Красной армии, состоящими сплошь из призраков.

Он умел ходить тихо и умел — гулко, выдающееся владение сократительными тканями, которое, собственно, и помогло ему не оплошать в ответственный момент, так просто не утрачивалось, хотя он уже давно не посвящал развитию прежних установок столько времени и, более того, если и тренировался, то не нагруженный книгами, словно дух просвещения XVIII-го века наводящими вопросами.