Через три года он возвратился, там же ещё подавляла всё живое стена, весьма повлиявшая на итог миссии, но не с пустыми руками. Он спрятал это в окрестностях Солькурска, где обещало сделаться довольно мило. Однако ведь Г. заходил и в пещеру, даже умножать столбиком в той было одно удовольствие. Позади остался долгий путь, и он сильно изменился с человеческой точки зрения. Их ватага расщеплялась тем больше, чем глубже они входили в пока единственный свет, нестрого придерживаясь маршрута к родным селениям. К концу он остался один, и тем экзотичней выглядела его фигура. У коня на груди висело ожерелье из выбеливаемых солнцем черепов. В подсумках восточный базар, выжимка, могущая ударить не выезжавшего далеко европейца оглушительно, но там всем сёстрам по серьгам. С расстояния и лет, прожитых в разлуке, он видел прежнее окружение и семью совершенно в ином свете. Кого-то теперь придётся отравить, кому-то украсить жизнь проклятым медальоном, сделать так, чтобы младший брат уехал на Мальту, мать больше не покидала своих покоев, кузина обучилась приёмам наложниц из гарема, её муж уйдёт в следующий поход, а отец его «дамы сердца» попадёт в опалу и исчезнет, отправившись разбойничать в скалы над Северным морем. Бог его знает, кто из них всех ещё жив, но кто бы ни был, судьба их вот она, бьётся о костлявые бока его коня.
С помощью прецессии он сосчитал эпицикл, кривую, получающуюся, если взять полюс, описывающий с равномерной быстротой окружность круга, в то время как одновременно центр этого круга описывает окружность вокруг другого полюса. Небесный объект горы — Луна. Эвекция её — наиболее значительное из неравенств, обусловленных притяжением Солнца в долготе самой Луны, при движении её по эллипсу вокруг Земли, — вычисленная задолго до него, равнялась 32 дням. Оставалось только определить параллакс от точки горы. Параллакс — угол, составленный линиями, идущими от светила к центру Земли и к наблюдателю. Проще говоря, угол, под которым виден со звезды земной радиус места наблюдения. SinП=R/A. П — собственно параллакс, R — радиус Земли, А — расстояние светила от центра Земли.
Он представляет и дрожит, по Европе, оправляющейся от чумы, где мертвецов больше, чем живых, а те не знают, кто они и где оказались, везде застыли удаляющиеся от очага суслики и белки, теперь если о чём и спрашивают, медленно произнося слова шёпотом, то чего больше, летальности или заразности, хотя… если это с истоков пишется на Бога и его всё равно все любят, то нормально. Ладно, в Европе все готовы, представляют себе, что их ждёт, а каково людям в низовье Волги? под беспощадным солнцем… Ну а там, далеко северо-западней, едет этакий звонарь, лжепапа Римский в изгнании, ведя мула, которого невозможно увидеть из-за тюков и свёртков с таким содержимым, что всё может устроиться вновь, в иной ипостаси, когда больной взрывается или проваливается сквозь землю.
— Подавай свой кошелёк, путник, — велели ему, властвуя здесь просто стоя, это была особая наука. Свою, уж вдоль тракта и троп до логова, они хорошо знали, часто когда приходилось здесь проноситься. То путали сигнал с птичьей трелью, то у обоза точно между двух холмов трескалась ось, только и требовалось, что лечь на гребень и покатиться, к концу уже сильно быстро крутясь. Времени задуматься о нечестивой жизни почти не имелось, то лапти разваливаются, то проснёшься утром невесть где, лицом в грибнице или муравейнике, дружки шутканули, они же во всех смыслах разбойники. Эмоций кот наплакал, они ему щемили хвост со скуки, пока главарь не роздал оплеух, цели так же нет, не то что там одной далёкой впереди, на водоразделе с мечтой, разбогатеть и выйти из-под крон, чтоб не ловили всем околотком, вообще нет, пока не свалится Возможность.
— Храню там лапы для личных нужд, — не сходя с мула. — По-прежнему интересует?
— Хм, уточнимся, нам бы денег, где бы ты их ни хранил.
— Даже если в желудке?
— Что, отговорки помалу заканчиваются?
— Ну отчего же, берёшь и из пузыря…
— Сам понимаешь, что тем хуже?
— Но почему, негодяи? Разве я сказал, что храню так? Лишь уточнил, сгодятся ли, если…
— Мой ответ прост, сгодятся.
— То есть тебе известно, что ты однажды умрёшь?
— Рано или поздно да.
— Господи, не так я представлял миг просвещенья, — он спешился, с отвращением приблизившись, морщась от смрада, заглянул в зрачки. — Печень у тебя подходящая.
— Я что, её лишусь?
— Странный вопрос.
— А как же на счёт сердца?
— Никак в толк не возьму, отчего все так носятся с этим сердцем!
— Так что там насчёт оставить с носом костлявую? я вообще-то всегда верил в придворных колдунов.
— Дальновидно. Я как раз искал тут замок.
— Да ну? По виду ты как будто чужеземец.
— По-твоему, только чужеземцы способны взаимодействовать с такими материями?
— Почём мне знать. У нас я покуда об этом не слыхал.
— Учти, я не притворяюсь правой рукой Господа Бога, которая не ведает, что творит левая. И пока, если я ещё не спёкся глуздом, мы вели разговор только о тебе.
— Слышь, Илья, хули ты с ним телепаешься?