План Диссертанта

А вот какого — ему в конце концов предъявили обвинение. Точнее, целых четыре. Практически то, о чем ему со строк желтой газетенки поведал Арвид.

«Сожжение в Кимасозере финского добровольца Анти Марьониеми».

«Экспроприация, проведенная в 1918 году в Выборге».

«Членство в запрещенной компартии».

«Убийство в 1918 году на станции Рийхимяки крестьянина Исотало».

Получите и распишитесь.

Тойво получил и расписался, размашисто и крупно. Дело Антикайнена получило мощный толчок в направление к крайне справедливому и скрупулезно законному Суду Финской республики. Жди смертного приговора, дружок!

9. Справедливость

Справедливость, конечно, торжествует.

Люди живут, страдают, любят и радуются, годы летят один за другим, грандиозные физические и математические открытия неизбежно упираются в цифры, которые принято величать «постоянные», тем самым невольно намекая о господнем промысле. Все это жизнь. Даже смерть — тоже жизнь. Но коли уж что-то должно торжествовать — так это именно справедливость.

Это часть человеческой натуры, это пакость, прикрывающая слабость и извращенную мораль человеческой природы. Совесть — дар Господа, она у всех одинакова. А справедливость у каждого своя, это не дар Господа.

Антикайнен был отконвоирован обратно в Турку, и на следующий день все центральные газеты взвыли: «Начинается процесс над бесчеловечным убийцей», «Возмездие неизбежно» и прочее в таком же духе. Началась кампания по осуждению злодеяний, совершенных злодеем «Красным финном».

На заводах, в школах, на улицах и в пивных люди обсуждали и праведно негодовали.

— Как такого человека земля-то носит? — говорили одни.

— Так это не человек! — отвечали им.

— И чего-же с ним церемониться, повесить, как собаку! — возмущались вторые.

— Пусть справедливость восторжествует! — хором говорили все вместе, соглашаясь друг с другом.

Под шумок «дела Антикайнена» изводили фашистов и коммунистов. Неудачный мятеж в Мянтсяля вынудил все профашистские группировки забыть о задачах, поставленных немецкими инструкторами. Загнанных в подполье коммунистов отлавливали по доносам бдительных соседей. Конечно, смуту надо было искоренять, потому что строительство гуманного европейского государства было в самом разгаре.

В то же время генеральный прокурор Плантинг не стеснялся выражать свое мнение:

— Антикайнена, как злейшего врага Финляндии и всего финского общества, следует казнить.

Его коллега Олави Хонка только головой кивал:

— Позиция обвинения в суде будет вполне ясна: казнить!

Ну, казнить, так казнить. Весь народ в едином порыве востребовал справедливости: казнить! Нельзя миловать.

Весь народ, да не весь.

В крепость Турку пришел, найдя свободное время в своем плотнейшем соревновательном графике, «летучий финн» Пааво Нурми. Его встречать вышел сам начальник тюрьмы. Тюремные власти вились вокруг именитого атлета, кто-то организовал унылого фотографа, который специализировался, в основном, в фотографиях в фас и профиль и, желательно, с табличкой на груди. Вот и вышли позднее снимки в очень авангардном стиле: Пааво с привычной надменной физиономией и что-то расплывчатое с рыбьими глазами и пустыми подобострастными улыбками, словно бы проявившихся в разных местах на снимке. Нашлись даже те, кто брал автограф, используя вместо бумаги канонические тюремные распорядки дня.

Начальник ходил павлином, будто визит знаменитости — его личная заслуга. Когда же узнал о цели — посещении друга Тойво, а не порицании «красного людоеда», очень поскучнел. В общем, запретить встречу уже было никак нельзя.

— Можем в виде исключения разрешить десять минут беседы в комнате для допросов, — выдавил он из себя, досадуя и беспокоясь одновременно.

— Ладно, — согласился Пааво, как обычно, свысока поглядев на тюремного функционера. Вообще, так он теперь глядел на всех людей в последнее время. Зазнался, наверно!

Привели Тойво в цепях, что очень шокировало Нурми. Вся заносчивость спортсмена куда-то улетучилась.

— Как это они тебя так? — с каким-то трепетом спросил он.

— А помнишь банк «Бруссун»? — улыбнулся ему Антикайнен. — Вот за это и сижу.

— Так когда же это было — 17 лет назад! — удивился Пааво, которому тоже перепало кое-что с того дела. Да не просто перепало, а помогло сделать спортивную карьеру, обеспечив финансово.

— Нет срока давности у личных обид, — ответил Тойво.

Они немного помолчали, почему-то удрученные создавшимся положением. Нурми не ожидал, что все будет настолько серьезно — посещение тюрьмы для него было первым в его жизни. Ну, а Антикайнен думал о праве.