План Диссертанта

Он отличался весьма хорошим аппетитом и устойчивостью к выпивке, отчего Тойво предположил, что тот, не иначе, из поповской семьи — только там такая закалка. Не в семье, конечно, как таковой, а в религиозной общности.

Еда и водка почти подошла к концу, как Отто, бросив взгляд на карманные часы Буре, засобирался.

— Ну-с, дорогой товарищ Сеня, мы с вашего разрешения пойдем, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — А вы позвоните на всякий случай своему начальству, доложите о нас — и вам спокойнее, и нам хорошо.

— Ах, да, — согласился охранник и с сожалением посмотрел, как Тойво доедает последний кусок семужки на белом хлебе с маслом. — Кому же мне позвонить-то?

Антикайнен, решив, что вопрос к нему, выпустил изо рта на подбородок каплю подтаявшего масла и ответил.

— Товарищу Меркулову.

Отто укоризненно на него посмотрел, пока тот салфеткой вытирал лицо.

— Нету у меня такого допуска, — усмехнулся Ксенофонт. — Пожалуй, Ивану Ивановичу позвоню — он самый старший из всех прочих моих начальников.

— Вот-вот, — словно бы с облегчением вставил Куусинен. — Звоните непременно Ивану Ивановичу и скажите, что товарищ Антикайнен, депутат от Калевальского района Карело-Финской ССР в Верховном Совете СССР, отбыл вместе со мной в подведомственную гостиницу. Свои должности я указал на расписке.

Охранник с сожалением оглядел опустошенный стол и тоже поднялся.

— Пойдемте, товарищи. Я вас провожу к выходу.

Выход оказался там же, где и вход — через коридор беспокойных гопников.

— Ему следовало доложиться по инстанции, — объяснил Отто, когда они вышли на улицу. — Надо было скоординировать это дело.

Куусинен выждал момент, когда закончился рабочий день всех служащих, предположив, что пижон Иван Иванович, как его описал Тойво, таким погожим майским вечером неминуемо уйдет со своей работы. Вместо него, конечно, останется дежурный, который не в курсе. Он примет доклад Сени и ничего не предпримет.

А другие начальники, что пониже, могут и помешать, потому что захотят проявить бдительность и просто выслужиться.

Тойво понимал, что немедленно убраться из Москвы не получится — это может скомпрометировать друга Куусинена.

Да и куда, собственно говоря, ему двигать? Из былых соратников в живых осталось всего несколько человек — всех, кто не скрылся, перебили путинские соколы. Простите, сталинские соколы. В Петрозаводске, где жил Отто, пожалуй, вовсе нет никого знакомого. В Питере — никого не осталось.

«Что воля, что неволя — все одно». Пусть будет Москва. На некоторое время.

Они сели в такси, и поехали в майский вечер, который даже такой мегаполис превратил в прекрасное зрелище: свежая зелень, легкие платья, улыбки девушек и засученные рукава парней среди строгих каменных зданий.

— На работу, конечно, ходить не надо, — говорил по пути Отто. — Но, как бы, все равно надо. От гостиницы рукой подать. Кстати, насчет депутатства — это правда. Это место за тобой забронировали, когда узнали, что наш «северный Димитров» томится в буржуазном плену. Рот фронт, так сказать.

— Архипелаг Гулаг, — ответил Тойво. Депутатом быть ему еще не приходилось.

Здание гостиницы было монументальным. И высоким — то ли шестиэтажным, то ли семи. И, что характерно, в обозримой близости не наблюдалось ни одного гопника, лишь один милиционер в пробковом шлеме и белом кителе уныло смотрел куда-то в облачную даль.

— Итак, после того, как ты заселишься, мне предстоит откланяться. Надо в Петрозаводск добираться, — сказал Отто. — Будем контактировать по телефону. И вот еще, что.

Он непроизвольно огляделся по сторонам и украдкой всунул в ладонь Тойво бумажку.

— Это адрес надежного человека. Он не финн, он грузин. Если тебе что-то понадобится — можешь спросить у него. Ты меня понял? Если хоть что-то понадобится. То есть, все, что угодно. Конечно, зовут его «товарищ Резо», а тебя он знает по газетам и фильме. Замечательный человек, очень идейный — у него своя идея. Пропаганде не подвержен. Абсолютно надежен.

В фойе гостиницы за монументальной стойкой сидела дежурный администратор, женщина средних лет с высокой прической и стальным взглядом глаз прирожденного убийцы.

— Это Антикайнен, — не здороваясь, сказал Куусинен. Очевидно, что эту даму он недолюбливал или даже побаивался.

— Ну и что, — ответила она, тоже не опускаясь до приветствия.

— Так номер нам забронирован от Коминтерна.

— А у него что — на лбу написано, что он Антикайнен? — невозмутимо проговорила женщина. — Паспорт давайте.

С паспортом, конечно, была полная лажа. Да, вообще, с любыми документами было не все нормально. У Тойво на руках не имелось ни единой бумажки, где бы значилось, что ему позволено быть человеком. Как-то не позаботился, когда с тюрьмы удирал.

Отто сунулся в свой саквояж и, покопавшись, выудил бумагу, украшенную вензелями, гербом и размашистой подписью:

— Это подойдет?

Дама приняла документ и внимательно его изучила. Это было депутатское удостоверение Верховного Совета СССР на имя Антикайнена.

— Так, а вы удостоверяете? — наконец, сказала она, не возвращая бумагу.