План Диссертанта

— Тойска! Сколько у тебя патронов? — вдруг раздался приглушенный голос откуда-то со спины. Антикайнен подумал, что это всего лишь морок: кто еще может говорить с ним на финском языке посреди этой русской войны, да, к тому же, обращаться так, как это было в детстве. Но голос был определенно знакомым.

— Около десяти, — тоже по-фински ответил он, не оборачиваясь. Нельзя шевелиться, силы нужно беречь, чтобы целиться во врага, когда тот пойдет в атаку.

— Еще оружие есть?

Какой же знакомый голос! Тойво силился вспомнить, кто же это ему мерещится, но никак это не получалось.

— В рюкзаке пара револьверов, — ответил он.

Вещмешок, который был под рукой, уполз куда-то назад. Какая реалистичная галлюцинация!

— Ого, так их здесь даже три штуки! — сказал голос. — Вот что! Ставлю тебе боевую задачу, Тойска — продержаться десять минут. Стреляй во все, что шевелится. Не подпускай врага к себе.

Тойво не ответил. Чего попусту говорить! Он продержится столько сколько продержится пистолет в его руке. С этими потерями врагов осталось девяносто девять тысяч девятьсот восемьдесят девять. Как раз нужное количество для того, чтобы воевать с одиноким финским шишом. Живым брать его, похоже, они не собираются. Это большой плюс. Вероятно, есть какие-то минусы, но Антикайнен о них как-то забыл.

Потом была стрельба. В него стреляли, он палил в ответ. Забив последними пятью патронами барабан, Тойво похвалил сам себя: если может делать такие вещи, значит, сил должно хватить на то, чтобы выпустить все пули во врага. Ну, или хотя бы в сторону врага.

Он увидел, как люди в гражданской одежде, пытаются почему-то бежать в сторону открытого берега, а не к лесу или к нему, но тотчас же забыл об этом. Антикайнен чувствовал, что стреляет, потому что пистолет бил отдачей в руку, а в ушах гулко бухало. Сколько он положил? Сколько осталось? А остался легион…

  Над землей бушуют травы, облака плывут кудрявы.
  И одно — вон, то, что справа, это я.
  Это я и нам не надо славы.
  Мне и тем, плывущим рядом.
  Нам бы жить — и вся награда.
  Но нельзя.

Внезапно наступила полная тишина. Тойво подумал, что оглох, или умер. Но где-то робко запели птички, а боль все также продолжала жечь и руку, и ногу, и бок, и даже голову. Он лежал лицом вниз, не в состоянии ни повернуться, ни хотя бы перекатиться в какое-нибудь скрытное место. И сознание его не покидало.

— Молодец, Тойска! Еще парочку завалил! — тот же знакомый голос. — Ты пули подпиливал, что ли?

А он действительно нанес ножом на конце каждого патрона крест-накрест надпилы, чтобы при попадании в тело пулю разворачивало розочкой, круша вокруг все. Типа «дум-дум» времен колониальных войн в Индии.

— Сейчас будем двигаться, придется потерпеть.

Тойво не придал никакого значения этим словам. Как двигаться — летать, что ли? Но кто-то ухватил его за плечи и поволок. Это было больно. Да что там — это было очень больно! Хотелось застонать, но не хотелось открывать рот. Он замычал.

Вероятно, все-таки в какой-то момент Антикайнен отключился, потому что без всякого перехода обнаружил себя посреди камышей на чем-то плавучем. Лодка! Откуда? Оттуда. А кто правит? Паромщик Харон, что трудится на мертвой реке Стикс. Он перевозит только тех умерших, чьи кости покоятся в могиле, получает за это плату — навлон — и это дорога в один конец. Тойво беспокойно зашевелился, отчего боль зажгла свой костер еще пуще.

— Ты потерпи, Тойска, — сказал кто-то. — Потом будем с ранами твоими разбираться. Пока же надо убраться отсюда.

Нет, это не Харон. Тот, старый грязный в рубищах никогда не разговаривает. Его борода развевается по ветру, он рулит одним веслом, а рядом души умерших стенают и плачут. Здесь может плакать только он. Персональный рейс Харона — слишком жирно. Так что жив пока Красный финн.

— Я, вообще, случайно на лодке в поселке оказался. В магазин надумал зайти, — проговорил лодочник — «нехарон». — А там все закрыто, людей нет, два патрульных меня сразу срисовали, обступили и допрос по всей строгости учинили. Один спрашивает, другой бьет по ногам и лицу.

Весла в руках гребца работали мерно, создавая успокаивающий фон: «щщек» — входили в воду, «апп» — выходили, «уй» — говорили уключины, «шш» — шелестел по борту камыш.

— Единственно, что понял: ловят беглого чухонца — «чушка белоглазого». Я почему-то сразу про тебя подумал. Пока объяснял этим патрульным, что я не при делах, стрельба началась. Те двое сразу на задворки удрали, типа — засаду организовали. Ну, а я обратным путем пошел на звук.

«Щщек, апп, уй, шш». Но до чего же знакома речь и, вообще, манера. Тойво силился открыть глаза, но как-то не очень получалось.

— Понял, что застали тебя врасплох — уж больно нехорошое место для войны! Ну, недолго понадобилось, чтобы понять, отчего так получилось — ты весь в крови и грязи. Тут уж не до выбора дислокации. Я еле тебя узнал.

«А я тебя не узнаю, черт побери!» — напрягался Тойво. — «Хотя знаю!»