Богомолов задумался. От успеха прошедшей операции зависело будущее его отношений с дочерью. Если что-то прошло не так и ей станет известна правда, она не простит ему издевательств над мужем, пусть даже это был не сам Ефим, а искусственно созданное тело с его сознанием. Лиза была единственным человеком на всей Земле, кого он любил всем сердцем и в ком не чаял души. Он не представлял себе жизни без нее, потому и не воспринял Ефима с первого дня их знакомства. Будь его воля, он ни за что бы не отпустил ее от себя, но именно из-за любви к ней он не мог так поступить, и Лиза стала замужней женщиной. Сейчас она с нетерпением ждет супруга и не поймет, если тот в скором времени не появится в Москве. Значит, надо довести дело до конца, решил он. Может, этот случай не входит в число тех неудачных тридцати трех с лишним процентов и удаленные воспоминания не вернутся ни через месяц, ни через два, ни через год. А если это не так, он знает, что делать.
– Ясно. Все равно делай что должен, остальное моя забота.
Иван встал из-за стола, подошел к манекену, приставил ствол инъектора к основанию его черепа, но спустя мгновение опустил руку.
– Что опять не так? – поморщился Богомолов.
– Я тут подумал, неплохо бы организовать что-нибудь вроде медицинской палаты.
– Это еще зачем?
– Когда манекен проснется и осознает себя тем, кем вы хотите, будет проще объяснить его присутствие в кровати, чем на заляпанном кровью стуле. Так хотя бы можно будет сказать, что он восстанавливается после перенесенной операции.
– А это идея! – Игорь Михайлович повернулся к скучающим поодаль помощникам: – Эй, вы оба, идите сюда. Ты, – его палец нацелился на Кастета, – пойдешь вместе с Иваном и прикатишь сюда каталку, а ты, – он показал на Худю, – отправишься к себе в комнату, уберешь оттуда все лишнее и поменяешь постельное белье. Наш общий друг пока поживет там вместо тебя.
– А где я буду жить? – заволновался Худя.
Богомолов кивком показал на Кастета:
– Да хоть у него, мне без разницы.
Тощий надул губы и обиженно запыхтел, но босс посчитал вопрос решенным и велел лаборанту закончить работу.
Иван снова приставил инъектор к основанию черепа спящего манекена. На этот раз он ввел «каштан» в ствол мозга без промедления, собрал вещи и вышел из пыточной в сопровождении напарников.
Когда Кастет вернулся, восьмая копия Моргенштейна все еще не пришла в себя после значительной дозы снотворного. Верзила вытащил кляп изо рта манекена, расстегнул ремни и, словно пушинку, легко переместил бесчувственное тело из кресла на каталку.
Комнаты напарников располагались в этом же корпусе исследовательского центра, только на минус первом этаже. Худя едва успел перестелить кровать, когда двери лифта распахнулись и Кастет вытолкал каталку из кабины.
– Молодец! – похвалил его Богомолов, войдя в комнату следом за лысым громилой. Тот подкатил каталку к кровати и переместил на нее посапывающего манекена. – А теперь выйдите в коридор и ждите меня за дверью.
Напарники покинули комнату, а Богомолов подвинул кресло ближе к кровати, сел в него и стал ждать, когда проснется Восьмой.
Игорь Михайлович просидел больше часа, размышляя, как выкрутиться из непростой ситуации с минимальным ущербом для себя. Из состояния глубокой задумчивости его вывел скрип кроватных пружин. Он поднял голову и пересекся взглядом с Восьмым. Тот приподнялся на локтях и недоуменно вертел головой по сторонам.
– Ефимушка, зятек, очнулся!
Богомолов переместился с кресла на кровать, обнял Восьмого, как сына, и чуть ли не со слезами на глазах рассказал трогательную историю о его спасении, практически слово в слово повторяя наплетенную дочери ложь.
Восьмой пребывал в полном смятении. Сознание Моргенштейна только-только пробуждалось в нем, и слова Богомолова были пустым звуком.
– Но я ничего такого не помню. Кто вы? Я вас не узнаю! Мы знакомы?
Игорь Михайлович опешил. Его первой мыслью было, что лаборант перестарался и удалил чересчур много воспоминаний, но потом он подумал, что прошло мало времени с внедрения «каштана» в мозг манекена, и постарался вывернуть ситуацию в свою пользу:
– Конечно, ты многого не помнишь: столько дней провести то под наркозом, то в медикаментозной коме… тут не только меня забудешь. Тебе одних пластических операций на лице штук десять сделали и столько же, если не больше, на теле. Ты сейчас сам на себя почти не похож, зато живой и выглядишь как человек, а то ведь на тебя было страшно смотреть. Ну ничего, все уже позади. Скоро вернешься к Лизунчику, она окружит тебя заботой и любовью. – Игорь Михайлович похлопал копию ненавистного зятя по груди. – Ты не представляешь, как я рад, что все обошлось. Ладно, заболтался я что-то. Врачи сказали, тебе надо больше отдыхать и набираться сил.
Богомолов широко улыбнулся, встал с кровати и вышел за дверь, оставив Восьмого наедине со своими мыслями.
Кастет и Худя стояли по сторонам от входа в комнату: руки за спиной, ноги на ширине плеч.