План первого лица и второго

Додостоевского не было, он ушел еще днем, ушел и сказал, что не вернется. Ирра помыкалась без него с полчасика и сказала Тоестьлстому, что она мигом "туда и обратно". Раз мигом, Тоестьлстой даже не стал спрашивать куда. И вот это "мигом" уже длилось часов семь. Он подходил к телефону, и тупо набирал номер Ирриной тогда уж матерри. Сначала телефон не отвечал, это обозначало, что Ирра там и отключила телефон (хотя чего ради ей его отключать) или что телефон включен, но ее нет. Потом появилась ее мать (значит, все-таки не был отключен или был, но уже не важно). Он пару раз помолчал, а больше было уже слишком. Значит, ее там нет, потому что подошла бы сама. А может быть, есть? Позвонил в последний раз, поздоровался, позвал, оказалось, что нет. И тут началась мука: сейчас нет, но вот через пять минут она уже могла туда войти. Звонить так часто неудобно. Все равно позвонил через полчаса, сначала помолчал, потом еще раз через пять минут позвал, оказалось, что все еще нет. Наконец позвонил в последний раз и оставил номер телефона, идиот, если бы она хотела, то позвонила бы по этому номеру сама. Обошел всю квартиру. Сел за стол Додостоевского, зачем-то заглянул в ящики стола, потрогал бумажки, застыдился и задвинул ящики обратно. Сбегал к себе на кухню. Присел на дурацкую раскладушку, прилег. "Она должна быть дома,- рассудил он,- потому что если ее нет, значит, она не ночевала. А что она тогда скажет не мне, я не в счет, а своему Додо".

Была еще одна дама, у которой телефона не было, но "если очень нужно, можно всегда передать через соседей". Передавать было уже поздно, да и что собственно передавать? После последнего разговора с этой дамой передавать ей было уже поздно. А ты звонишь не мне, когда меня нет?" - спросила она без кокетства. Его ответ был исчерпывающим: "Это когда не тебя нет, я звоню тебе". Однако когда же Ирра войдет и так вяло спросит: "Т.е., ты уже спишь?"

Повалялся еще, встал, решил в последний раз позвонить ее матери: вдруг не передала? Было неловко. Набрался смелости, позвонил, и никто не подошел. Выключила телефон. Набрал еще раз - выключен. Это был то ли подарок, то ли, наоборот, неизвестно. В общем, в темноте с какой-то маниакальной упорностью он тыкался в циферблат, на ощупь набирал номер и слушал долговязый гудок, онанирующий над оврагом, где в кустах апартаменты за трешку и так пахнет черемухой, которую "не рвать"; над прогуливающимися босховскими придурками из Филимонок: гуськом-гуськом на три-четыре все вместе "ур-р-ра"; над полиомиелитной речкой с парнем на плоту, провалившимся в собственные резиновые сапоги, и, наконец, над пенсионерами, беседующими так "искристо и остро".

Уже под утро входная дверь открылась и появилась... появились, оказывается, они вдвоем с Додостоевским - явились не запылились.