План по соблазнению герцога (СИ)

Матушку можно было обвинить много в чем. Она была избалована, капризна, инфантильна и порой невозможно жестока даже к собственным детям. Она говорила в лицо Вилю такие ужасные вещи, что я порой не понимала, как он вообще еще в состоянии дышать с ней одним воздухом. Иногда я ее просто ненавидела за то, сколько раз меня несправедливо наказывали просто за то, что у нее плохое настроение.

Она была склочной, ревнивой женщиной, жадной до внимания, восхищения и жалости, но сама никогда не готова была восхищаться и жалеть даже самых близких. И эта женщина, та, которой она была сейчас, та, которой я ее знала, вызывала у меня лишь желание не видеться с ней чаще, чем необходимо. И вообще — чем реже, тем лучше. Я не испытывала к ней жалости, и даже не чувствовала себя за это виноватой.

Но той, с которой произошла та «скандальная история», я искренне сочувствовала. Об этом на самом деле мало кто знал, потому что историю действительно замяли. Не знали об этом, скорее всего, и браться. Мне ее рассказала бабушка по маминой линии в качестве поучительной — как ни за что не надо себя вести.

Рассказывала она ее, от души осуждая дочь, откровенно запугивая меня и восхищаясь отцом. Но я была уже в том возрасте, когда взрослых слушаешь не как мудрых старцев, знающих все на свете, а с некоторым скептицизмом, так что вовсе не посчитала ее такой уж однозначной.

Еще до отца, матушка была обещана другому мужчине. Точнее сама она себя уже обещала, а вот родители мялись, ждали рыбку покрупнее. Юноша тот был из неплохой семьи, молод и красив, и матушка была в него до беспамятства влюблена. Он отвечал ей тем же. Но потом с предложением о помолвке пришел отец, гораздо более выгодная партия. О новой помолвке было объявлено высшему свету, и о матушкином увлечении все как-то резко забыли. Кроме влюбленных, решившихся на побег.

Конечно, их поймали. И тогда глупый юноша стал угрожать, что если ему не дадут сочетаться браком с матушкой (и положенного ей приданого), он расскажет всем, что она уже не невинна. Было ли это правдой или нет — я не знала. Да и велика ли разница? Отец такого оскорбления и ультиматумов стерпеть не мог; родители матушки, само собой, тоже. В итоге мамин возлюбленный оказался в положении, когда заткнуть его решили многие и самым радикальным образом, состряпав на быструю руку дело, итогом которого должна была стать каторга в лучшем случае.

Лично я бы после такой угрозы со стороны возлюбленного резко бы разлюбила его, будь он хоть трижды красив, но матушка на коленях умоляла сначала родителей, а потом и отца, чтобы дурака пощадили. Обещала в слезах быть хорошей женой, сделать все, что скажут… В итоге ее бывшего жениха просто выслали, лишив большинства привилегий, вместе с семьей по все тому же делу, а матушка вышла замуж за отца. И до сих пор без споров позволяла ему смотреть всю свою корреспонденцию даже раньше, чем делала это сама.

Матушку можно было много в чем обвинить. Она не ценила ничьих чувств, кроме своих, все вокруг были для нее лишь возможностью обласкать свою гордыню либо нужником для скопившегося негатива. Она высмеивала за спиной любую свою подругу; ненавидела каждую женщину, что была красивее ее; презирала мужчин, не провожающих ее восхищенным взглядом… Она была мила лишь с теми, кто равен ей по положению или выше, а всех, у кого титул был ниже виконта, не считала за людей.

Но та, которой она была до замужества — не была вертихвосткой. Она была обычной влюбленной девушкой. Я до сих пор не могла решить, рада я или нет от того, что знаю, что она все же умеет любить кого-то, кроме себя, но так или иначе… Эта история должна быть унизительной для кого угодно, участвовавшего в этих событиях, но — не для нее. Ее во многом можно обвинить, но не в том, что она не смирилась спокойно с принятым за нее решением.

Я быстро взяла себя в руки. Много ли княжна знает об этом, чтобы на нее всерьез злиться? Дело было даже не в моей матушке, не в моем брате… это просто повод.

С моего лица легко стекла улыбка, и я посмотрела на княжну прямо. Она стояла прямо передо мной, ее лицо было так близко. В ее глазах было торжество. Почему она так рада? Действительно злится, что ее жених проявляет ко мне внимание? Но ведь она была первой, кто так поступил с ним, она и до этого вела себя подобным же образом. Ее слова о беспокойстве за него — пустой звук.

Я опять улыбнулась.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, Ваше Высочество, — ответила я, склонив опять дурашливо голову к плечу, — Но уж точно не вам звать мою мать или меня вертихвосткой, — ее глаза злобно вспыхнули, и она собиралась что-то сказать, но я оказалась быстрее, — И ведь дело не в вашем женихе, правда? И, полагаю, даже не в моем.