План побега

- Это должно было случиться, - убежденно проговорила мадам Медор. - Все просто помешались на деньгах. Владелица "Ла-Легуа" продала сосны, столетние, честное слово, они росли у нее вдоль дороги. Что уж говорить о политиках! Знаете, кто сейчас в правительстве заправляет? Деревенский дурачок Паласин, которого все называют "Большой Паласин": еще вчера он клянчил милостыню, разъезжая на облезлой кляче.

- Вы приводите нравственные причины. Никто не принимает конец света всерьез, - пожаловался Альварес.

- Никто не верит в конец света, - уточнил старик и, помолчав, добавил: - О чем вы думаете?

- Ни о чем, - ответил Альварес.

Но это была неправда: он как раз думал: "На людях я жажду одиночества, оставшись один, жажду очутиться среди людей". И он снова сказал неправду:

- Сейчас вернусь.

Вышел из столовой, добрался до вестибюля, но что делать дальше, не знал. Завидев Хильду, окончательно решился на бегство. Девушка схватилась за ручку двери раньше него.

- В чем дело? - спросил Альварес.

- Я подслушала, о чем говорили Мартин и Терранова по телефону. Если поднять трубку в кабинете, то все слышно. Сегодня в полночь мадам Медор подарит Бланките кольцо. Потом Бланкита улизнет из зала и придет на берег, к скалам, где будет ждать Терранова. Она-то верит, будто убежит со своим любимым, но у этих прощелыг другие планы: они отнимают изумруд, дают ей пинка, не стану повторять куда, и правят с деньжатами в Буэнос-Айрес. Бедняжка Бланкита!

- Никогда не видел более самонадеянной девчонки.

- Она добрая. Представляете, какое будет для нее разочарование?

- Ты девочка неглупая - разве ее разочарование теперь что-нибудь значит? Теперь ничего важного нет. Когда же вы все вобьете себе в голову, спросил он, ребром ладони постучав Хильду по лбу, - что действительно настал конец света?

- Ну, если ничего не важно, тогда... - вопросительно-возмущенно проговорила девушка. Альварес ответил:

- Вот так, вблизи, я вижу, что и тебе неспокойно.

Он судорожно рассмеялся; улучив момент, когда девушка выпустила ручку двери, схватился за нее, открыл дверь и выскочил вон. На бегу подумал: "К счастью, мне хватило смелости". С поразительной быстротой очутился за двадцать или тридцать метров от дома, под открытым небом. И тут его настиг другой страх. "Это ужасно, - сказал он себе. - Что за цвет. Все сделалось лиловым. А запах поистине тлетворный. Сам не знаю, почему я бегу от Хильды. Такой старик, как я... Уж не тронулся ли я рассудком?"

В эту минуту он увидел тень, скользящую среди деревьев. Это был священник, на плече его лежало ружье, рядом бежала собака Том.

- Отче, - пробормотал Альварес, задыхаясь от смрада и изумления. - В такой день вы охотитесь?

- Почему бы и нет? - пожал плечами отец Беллод.

- Я думал, вы готовитесь отнести святые дары доброй половине здешнего населения.

- Час еще не настал. Когда он пробьет, святые дары понадобятся всем. А с этим делом одному священнику не управиться. Поэтому я и призываю, чтобы каждый вел обычную жизнь. Что бы человек ни делал - не говоря уже о таких моментах! - во всем есть воздействие молитвы, и каждым своим шагом он доказывает свою веру в Создателя.

- Вы учите личным примером и ходите на охоту.

- Не будь буквоедом, сынок. Человек всегда, даже в век невинности, убивал тварей земных.

- Разве проявлять сострадание значит быть буквоедом?

- Нет; но плохо то, что я сам вырыл себе могилу. Сказав: "Надо жить так, будто все идет по-прежнему", я и забыл, что процитировал Комитет по постройке Церкви. Нехорошо, что сегодня я избегаю всех, но, сын мой, у меня нет ни здоровья, ни христианского смирения, чтобы отдать свой последний вечер этим зверям. Я ухожу в поля с моим Томом, который от страха лишился речи. Но пусть не говорят, что я плохо забочусь о нем.

- Вы думаете, отче, что и впрямь наступил конец света?

- В глубине души в такое не верит никто, но, может быть, суть не в нашей вере, а в гниющем море и в воде с запахом серы.

- С запахом Люцифера?

- Если говорить серьезно, то касательно питья вы, наверное, в лучшем положении: мадам всегда похвалялась хорошим погребом, а моих запасов "Лакрима Кристи" хватит лишь дня на три-четыре.

- Наших - на четыре-пять, я уверен. Но разве это важно, отче?

- Жизнь человеческая всегда измерялась днями.

- Но счет их не был столь краток. Завтра, быть может, на нас нападут те, кто не в состоянии смириться со смертью. Наверное, они будут правы. Может быть, это еще и не конец света...

- Смерть для каждого из людей всегда была концом света. А на этот раз для всех настала минута подготовить душу свою к вечности. Когда столь внушающая доверие организация, как Обсерватория Ла-Платы, выпускает бюллетень, подобный разорвавшейся бомбе, особо сомневаться не приходится. Вы слышали, как его передавали по радио?

- Как грустно, что через несколько дней не будет ни обсерватории, ни Ла-Платы, ни общественных организаций.

- Ты смеешься, потому что храбр. Душа не погибнет, а тогда и настанет час высшего мужества.