— Это ненадолго, — успокоил его Бен, которого в кресле удержали фиксаторы, вышедшие из-за спинки при первом звуке сигнала. — Если хочешь, Брайан тебя пристегнет на диване, там есть крепления.
Брайан, который уже собрался защелкнуть на себе ремни рабочего кресла, поднял голову, но Катлер сделал знак, что беспокоиться не нужно — справится сам. Ему хотелось запомнить каждую секунду такого необычного состояния. Паника улеглась, и в невесомости он нашел даже плюсы, но оповещатель снова запищал, уже в другой тональности, — и волшебство пропало.
Было грустно опять ощутить себя тяжелым и неуклюжим.
— Извини, при смене орбиты тут пользуются импульсными схемами, бывает и несколько включений маршевого двигателя большой тяги подряд. — Бен оттолкнул ненужные фиксаторы за спинку кресла. — «Эссен» древний как мамонт, но мы привыкли, а тебе, наверное, смешно.
Катлеру смешно не было, но он помнил, что у Шепардов свое понимание забавного, непостижимое для простых смертных.
— На какой высоте мы будем от Шелезии на этой низкой орбите?
— Около двухсот километров.
— Так далеко от земли?
— Далеко? Да мы почти носом в нее уткнемся!
Вежливый Брайан тоже не смог сдержать улыбки — видимо, понятия Катлера и обитателей «Эссена» о дистанциях различались как-то очень уж сильно.
— На позиции, сэр, — тем временем громко отчитался голос в селекторе.
— Группа спуска готова, — эхом повторил за ним второй.
— Радиотехники готовы.
— Фотонный расчет готов.
— Акустики готовы.
— Поехали! — скомандовал Бен всем экранам одновременно исторической фразой первого космонавта.
Окно, за которым наблюдал Катлер, опустело — модули ушли в шлюз и больше на экране ничего не происходило. Пока они доберутся до поверхности, пока приземлятся, пока начнут работать и что-то передадут — пройдет не меньше получаса. Когда-то все это занимало несколько часов, если не суток, современным людям не на что жаловаться. От нечего делать он стал рассматривать Брайана, который на такие важные события даже головы не повернул, долбя по клавишам своей консоли.
Проекционный экран перед ним то и дело разворачивал новые вызовы, и пока Брайан отвечал одному, тут же открывалось три следующих диалога, их количество росло в геометрической прогрессии, пространство над столом заполнялось квадратиками, висящими каскадом, иногда они превращались в небоскреб светящихся окон с лицами и текстами, исчезая по мере регистрации ответа, как ряды в игре «тетрис». Как парнишка в них не путался, Катлер перестал понимать уже через минуту. Некоторые сообщения были аудиофайлами, звук от них поступал в наушник-вкладку, отвечал Брайан в микрофон, оборудованный «акустическим колоколом»: было видно, как губы двигаются, но слышимость оставалась нулевой.
Единственный раз, когда Брайан отвлекся, был из-за вспышки входящего сообщения в личном паде, и то он только перевел глаза на экран и тут же снова вернулся к работе. Катлер подивился такой сосредоточенности — девяносто девять человек из ста захотели бы посмотреть, что внутри сообщения. Но, может быть, контакт ему хорошо знаком и ничего интересного заведомо не скажет. Вроде мамы или тети, которым важно только как ты кушаешь и скоро ли дадут отпуск. По крайней мере тетка Катлера всегда интересовалась этими двумя пунктами, может, и у Брайана такая же.
Ни о чем другом он подумать не успел, потому что диалоговые окна проекции подернулись рябью, и тут же вся пирамидальная конструкция рухнула, превратившись в мешанину помех.
Брайан подергал настройки проектора, перезапустил систему, но аппаратура продолжала показывать «снег». Взял в руки пад, лежавший на краю стола, — экран хаотично замигал какими-то цветными переливами. Катлер вытащил свой и обнаружил в нем такую же картину. Вдобавок почему-то начала гудеть система оповещения в кабинете, но не тем мелодичным звуком, который они слышали при невесомости, а низким и угрожающим, как провода под напряжением. Холопроектор Шепарда, еще мгновение назад демонстрировавший Шелезию во всей четкости, сначала стал показывать только одну ее половину, потом только вторую, потом сделал прозрачными фрагменты поверхности в шахматном порядке, растянул шар в эллипс, в линию, свернул в какую-то невообразимую фигуру, а когда она окончательно растаяла, вошел в звуковой резонанс с гудящим динамиком над дверью.
— Что происходит? — спросил Катлер у Бена.
— Понятия не имею, — сквозь зубы отозвался тот.
В ту же секунду стало ясно, что рассчитывать на связь дальше бессмысленно: проекционные поля исчезли все разом и одновременно вся техника на генеральском столе погасла. Точно так же отключилась рабочая консоль Брайана, следом за ней — селектор и внутренние линии, вишенкой на торте погас свет. Темнота была бы полной, если бы лучи Галеона не отражались от полосатого бока Геркулеса, занявшего половину обзора за стеклом, — Катлер узнал его по коричневому пятну-циклону, заглянувшему в кабинет точно глаз гигантского чудища. Откуда он взялся? Ах да, смена орбитальной позиции.
А следом нагрянула невесомость.