Когда его вооруженный булавой противник заметил, какое сильное повреждение он нанес, в то время как у него самого раненая левая рука, по крайней мере, могла быть прижата к телу и не мешать, он перестал отступать и начал снова продвигаться вперед, непрерывно вращая вокруг себя по эллипсу ужасный смертоносный груз. Когда Кол приблизился, Фарли попятился назад. Однако стоило только булаве просвистеть мимо него, как длинный и решительный выпад в горло поймал Кола на встречном движении. Кол Ренба был мертв. Булава вырвалась из его руки и описав большую дугу, улетела далеко от своего хозяина, вращаясь над кричащим кольцом уворачивающихся от нее людей. Уже после того, как смолкли крики наблюдавших за поединком, Афина все еще продолжала кричать. Потом и она замолчала, когда поняла что крик был ее. К тому же, как выяснилось, она все это время судорожно сжимала Шенберга обеими руками, уцепившись за его руку и плечо. Оскар смотрел на нее как-то странно и Де Ла Торре тоже, стоявший чуть поодаль, обнимая рукой скучающую Селесту.
Но Афина быстро про них забыла. Уже готовились к схватке другие бойцы.
— Жиль Коварный — Хэл Медник!
Из этой пары более худым и высоким оказался Медник. Он предпочел выбрать сначала защитную тактику, удерживая свой меч наподобие чувствительного органа гигантского насекомого. Жиль Коварный был мужчиной с волосами песочного цвета и с выражением нешуточного упорства и (подобно большинству удачливых предателей, как подумалось Афине) открытости и правдивости на лице. На вид он не отличался ни крупным телосложением, ни особенной силой. Однако он управлялся со своим длинным клинком уверенными и экономными движениями. Его меч то вздымался вверх, то падал вниз. И Афина не могла уследить момент начала движения. Но такие же трудности испытывал, похоже, и Хэл Медник. Локоть у него уже был поцарапан. Затем досталось и колену. И вот уже большой мускул на его татуированной руке был рассечен почти пополам. После всего этого оставалось проделать работу наподобие той, которой занимается мясник. Жиль отступил назад с выражением отвращения. Раб приблизился и взмах кувалды прекратил молчаливую дергающуюся агонию Хэла.
— Джуд Исакссон — Ле Нос из Хайленда!
Ле Нос бросился в атаку чуть ли не раньше, чем прозвучал сигнал к началу поединка. Его яростное лицо, изрытое шрамами, выдвигалось вперед словно щит. В каждой руке был зажат широкий клинок, двигающийся и сверкающий подобно ножу на ступице колесницы. А низкорослый Исаксон, радостно выкрикивая, как бы обрадованный встречей с таким агрессивным противником, достаточно проворно выпрыгивал вперед, чтобы встретить оружие Ле Носа. При этом оба перемещались по центру круга арены. Круглый металлический щит на левой руке Джуда звенел под градом ударов его противника, словно наковальня у обезумевшего кузнеца. Ле Нос как будто не мог даже вообразить, что существуют еще и оборонительные приемы, не говоря уже о том, чтобы ими пользоваться. Он продолжал только упорствовать в своей атаке, действуя обеими руками. Он проделывал это настолько маниакально, что для его соперника, казалось, не оставалось никакой возможности найти для ответной контратаки хотя бы небольшой зазор во времени и пространстве.
В таком темпе бой не должен был, да и не мог длиться долго. Атакующая мечом рука Ле Носа внезапно остановилась, налетев в воздухе на длинное и толстое острие меча Исакссона. Кинжал Ле Носа продолжал свои разящие полеты, но всякий раз блестящий, хотя и покрытый зарубками щит Джуда отражал удары. Затем уже Джуд высвободил свой меч из пораженной им руки противника и бросил его снова вперед, рубя им все быстрее и быстрее — с неистовством, едва ли не большим, чем у его противника. Когда Ле Нос затих, он уже был рассечен на куски.
— Что с тобой? — настойчивый голос несколько раз уже, как поняла Афина, повторил вопрос. Шенберг крепко держал ее обеими руками и легонько встряхивал. Он глядел ей прямо в глаза. Когда их взгляды встретились, то она увидела, что озабоченность в нем сменилась какой-то смесью изумления и презрения.
— А что такое? Ты что имеешь в виду? Со мной все в порядке. — Она снова повернулась и стала смотреть на арену, ожидая нового поединка. Но тут поняла, что руководящий турниром жрец Лерос или как его там еще зовут только что объявил перерыв. Медленно до нее стало доходить, что она почти забылась в возбуждении от поединков, на время потеряла контроль своего собственного поведения, как это бывает от наркотиков или от секса. Но теперь уже все в полном порядке. Действительно, было очень близко к потере контроля, но все же она овладела собой.
Шенберг, глядя на нее с некоторой озабоченностью, заметил: — Надо бы дать возможность Карлосу и Барбаре посмотреть один-два поединка. — Ему? — Она отрывисто расхохоталась с презрением. — Это совсем не для него. Спасибо, что пригласил меня, Оскар.
— И все-таки я считаю, что тебе уже достаточно.
Де Ла Торре выглянул из-за спины Оскара. — Кстати, мне тоже пока хватит. Давай-ка, Афина, вернемся на корабль.
— Я хочу остаться!