Планета Берсеркера (Планета Смерти)

Сказано это было таким тоном, что никто из мужчин больше не стал ее уговаривать. Между тем Селеста придвинулась к Шенбергу. Она вообще не столько следила за происходящим на ринге, сколько поглядывала на него. — Ну, тогда я пошел, — бросил Де Ла Торре и удалился.

Суоми передал свое ружье часового в руки де Ла Торре и, соскользнув вниз, начал карабкаться, спускаясь с вершины скалы по крутому склону и придерживаясь за убираемую вверх веревку, закрепленную для облегчения спуска и подъема. На этой стороне скалы склон, в основном, был не совсем отвесный. К тому же встречались пятна каменистой почвы и один-два куста. Уже был протоптан заметный след от прошедших ранее спусков.

Опустившись до уровня леса, Суоми сразу же направился в сторону турнира. Афина продолжала оставаться там, ей мало было того, чтобы лишь взглянуть, и специально хотелось посмотреть все.

Что это было — чисто научный интерес? Антропология? До сегодняшнего дня этот предмет ее никогда не интересовал, по крайней мере, в обществе Суоми. Может быть напрасно он позволил себя убедить в том, что этот турнир такой смертоубийственный. Ни Суоми, ни Барбара не ходили смотреть. Де Ла Торре, вернувшись оттуда, не обмолвился ни единым словом, а Суоми не стал его расспрашивать. Но может быть и так, что это мероприятие действительно кровавое, как и предупреждал их провожатый. А она спокойно продолжает там находиться. Ну, уж если она такая, то он сам должен в этом удостовериться.

Ничего ужасного на ринге не происходило, когда Суоми вынырнул из леса и приблизился к месту боя. Люди просто стояли вокруг, ожидая, пока какой-то человек в белой одежде выполнял свой обряд перед скромным алтарем. Шенберг приветливо кивнул ему. Афина посмотрела в его сторону каким-то рассеянным взглядом. Ему показалось, что она была чем-то расстроена. Однако, не было заметно никаких признаков, что она хочет оказаться где-то, кроме этого места. Но вскоре его внимание было от нее отвлечено.

— Омир Келсумба — Местль из Винди Вэйл! Пружинистыми ногами, массивными как стволы деревьев, Келсумба двинулся вперед. Его черная кожа блестела. Топор уютно, словно младенец в колыбели, покоился в его страшных ручищах. Худощавый и седеющий, несколько побитый временем как старая коса, выбранная им в качестве оружия, Местль с задумчивым выражением держался некоторое время на почтительном расстоянии от Келсумбы, отступая расчетливыми движениями и изучая манеру своего противника. Но вот к нему метнулся топор, ошеломив Суоми своей скоростью. В этом стремительном движении было столько силы и веса, что никакие человеческие усилия, казалось, не могли отвести этот удар. Местль отреагировал безошибочно, подставив лезвие косы в нужном месте и отбил топор. Однако дребезжащий удар при соприкосновении лезвий едва не сбил Местля с ног. Очередной удар топора обрушился на косу, потом еще одни. Местль никак не мог занять нужную позицию для ответного удара. После четвертого или пятого удара лезвие косы сломалось. Стонущий ропот от предчувствия крови прошелестел по кругу зрителей и Суоми услышал этот же возглас и из уст Афины. Он увидел на ее лице выражение экстаза — губы, влажные от созерцания битвы, и полная отрешенность от всего!

По-прежнему крепко удерживая свое сломанное оружие, зазубренное лезвие которого продолжало оставаться все еще опасным, Местль сохранял спокойствие и демонстрировал больше проворности, чем можно было ожидать, судя по его внешнему виду. Некоторое время ему удавалось уйти от попыток прижать его к стене бойцовской арены. Ни он, ни кто-либо другой из бойцов даже и мысли не допускали о том, чтобы перешагнуть через эту простую черту и выскочить из ринга, точно также как они не помышляли пройти сквозь стену.

Но вот топор полетел к Местлю в каком-то непрерывном мелькающем взмахе, казалось, утянувшим за собой и своего гигантского хозяина. Наконец, он достал Местля прямо по спине в тот самый миг, когда тот извернулся всем своим телом, пытаясь и на этот раз ускользнуть от удара. Его упавшее тело еще продолжало дергаться, вздрагивать и шевелиться. Свой окончательный удар нанес кувалдой подбежавший раб.

Неожиданно для себя Суоми почувствовал, как у него в желудке все восстало с отвратительным позывом и спазмом отторжения того, что еще оставалось от легкого завтрака. Надо было принять успокоительное, подумал он. Но теперь уже поздно. Он отвернулся от ринга, но уже не смог удержать начавшуюся рвоту. Если он тем самым осквернил священную землю, ну так что же, пусть его казнят за это. Но когда он выпрямился, то обнаружил, что как будто вовсе никто не обращает на него никакого внимания. Нельзя было понять: или это тактичность, или просто отсутствие всякого интереса к нему.

— Полидорус Грязный — Рахим Сосиас!