Планета безумцев

— Мы оказались в 15 тысячах световых лет от Земли, но это не суть важно. А если важно, то только потому, что мы влетели в очень малоисследованный сектор Галактики. Навигационных карт для него не существовало, и поэтому наш корабль материализовался в поле нейтронной звезды.

— Что-о? — с изумлением протянул я. И отметил, что отреагировал так, как будто уже согласился, что его рассказ — правда, а не байка.

— И настолько близко от нее, что вырваться из лап гравитации было невозможно.

Нейтронная звезда! Путешествуя по Галактике куда ни попадя в своем маленьком частном звездолете, я всегда думал об одном — не попадусь ли я в сети одной из этих невидимок при выходе из гиперпространства. Дело в том, что черные карлики — так еще называют нейтронные звезды — имеют диаметр всего десять километров, и большинство из них не излучают — ни в световом, ни в рентгеновском спектре, ни в спектре радиоволн. А весят они в полтора раза больше нашего Солнца. Их гравитация опасна для корабля настолько же, насколько и поле притяжения любой звезды в Галактике. Но в отличие от «нормальных» светил, они практически невидимы, обнаружить с Земли их очень трудно. Естественно, в навигационных картах космопилотов обозначены только некоторые из них. Остальные — ловушки для тех, кто рискнул уйти с проторенных космических путей.

Корабли разведчиков, выходя из гиперпространства, учитывали все, кроме двух факторов, — наличия в опасной близости от себя нейтронных звезд и черных дыр. О последних вообще не хочется говорить. Достаточно упомянуть, что они образуются из нейтронных звезд и представляют собой ту же самую опасность невидимую гравитационную ловушку.

— И как вам удалось выбраться? — спросил я.

— В этом-то и соль истории. Мы не выбрались. И стали падать на звезду. Как вы знаете, уйти в гиперпространство мы не могли: в гравитационном поле такой силы это невозможно. Мы включили двигатели на полную мощность, но когда перегрузки достигли 14G… Знаете, умирать размазанным по спинке пилотского кресла как-то неэстетично. Лучше уж грохнуться на звезду… В общем, мы выключили двигатели. И понеслись навстречу смерти.

Хаткинс опять снял очки и стал протирать их салфеткой. Было видно, что он сильно взволнован. Я тихо спросил:

— А дальше?

Он поднял голову и подслеповато сощурился, глядя на меня. Взгляд его был растерянным.

— Я не помню… — пожал он плечами. — То есть не помню сам факт нашего спасения. Моим последним ощущением перед тем, как я потерял сознание, было полное равнодушие ко всему и… темнота. А потом я нашел себя на своем обычном месте, в командирском кресле. Мы находились в гиперпространстве и летели к Земле. И я точно знал, что с нами произошло и что мне надо делать. Наш корабль вырвался из поля нейтронной звезды, знал я, но при этом потерял столько топлива, что ни о каких перемещениях и маневрах в реальном пространстве речи быть не может. Единственное, на что мы могли рассчитывать, — это на безопасное приземление в том месте, откуда стартовали. Я знал, что уже послал радиосообщение на Землю. Нас ждали.

— А остальные члены экипажа?

— Они были в полном порядке. И знали то же, что и я.

— И вы не подвергали критике это знание?

— Нет.

— Но вы же помнили, как выключили двигатели и падали на звезду?

— Нет, — ответил Хаткинс. — Я не помнил этого. И они тоже.

Я отхлебнул пива из бокала, не сводя с него глаз.

— Тогда я вас не понимаю. У вас отшибло память, а двадцать лет спустя она вернулась?

Хаткинс приблизил ко мне лицо, взял из моей руки бокал и поставил его на стол. А потом сказал:

— Те, кто вырвал наш корабль из поля гравитации и послал его обратно на Землю, вложили в нас такую память и такое знание, которые им были нужны. Но они не учли одной вещи.

Я подался назад. Он говорил с необычной силой, его слова врезались в меня и разбивали вдребезги и мою подозрительность, и неверие, и скепсис.

— Какой вещи? — автоматически спросил я. Хотя сначала надо было бы спросить, кого он подразумевает под словом «те».

— Старая память просыпается перед смертью, молодой человек, — медленно ответил он. — Во всяком случае, со мной это происходит именно так.

Он замолчал и посмотрел на меня требовательно. В упор. Как бы тестируя мою реакцию на адекватное соответствие сказанному. Наверно, он имел право делать это, если говорил правду. Я не выдержал его взгляд и отвел глаза.

— О чьей смерти вы говорите? — спросил я, чтобы хоть что-то сказать.

— Разумеется, о своей. Эти твари искалечили мою жизнь, отняли тело и сократили мой срок донельзя. Мне всего лишь сорок восемь лет, а я знаю, что сдохну в ближайшие семьдесят два часа. — Он залпом допил свое пиво и нервно махнул рукой официанту. Тот подошел и принял от Хаткинса заказ на бутылку виски.