Портила всё назойливая тётка, после того как я расслабилась на тёплом лежаке, стараясь не думать о всяких сволочах, старающихся испортить мне отпуск, она решила, что пора уже меня намылить, и стала лезть ко мне с мочалкой, при этом что-то непрестанно лопотала.
Пришлось мне сесть. Я отбрыкивалась от её услуг, как могла. Потом присмотрелась. В дальнем углу мыли такую же претендентку на рынок. Та лежала и молча терпела намыливания. Я подняла ладони, женщина на секунду замерла, я быстро забрала у неё мочалку и стала мылиться сама. Той это не очень понравилось, она куда-то отошла, вернулась с ещё одним рабочим инструментом и принялась тереть меня со спины. Потом притащила баночку и собралась намазать мне стратегические места. Я поняла, что она хочет поправить мой волосяной покров. Вздохнув, проделала всё сама, смыла, и ушлёпала от сопровождающей меня дамы к ванне. Залегла туда и минут десять не шевелилась, мысли наползали тёмной волной неизвестности. Настроение падало. В голове прокручивались разные варианты спасения. «Может стукнуть тётку и убежать?» — вопрошал мозг и сам себе отвечал, что не знает в какую сторону надо уносить ноги.
Вскоре женщина вновь возникла на краю моего сознания и стала тащить меня за руку. Пришлось покидать гостеприимное место, вытираться и следовать за моим конвоиром. Моё персиковое платье куда-то исчезло, наверно, отправилось в качестве платы за услуги, а взамен мне предложили широкие прозрачные розовые брючки с разрезами по бокам от низа до верха, собранные на блестящую резинку по линии талии и щиколоткам, и коротенькую блузку «а-ля всё наружу». А ведь я видела такие в сундуке у Тони. «Он что, купил себе рабыню? — мысли понеслись галопом. — Или спас девушку, утащив с рынка?» Вопросы не давали покоя, и я почти не обращала внимания на служанку, которая взялась сушить мне волосы и что-то городить на голове. Потом она подвела мне глаза, я даже боялась представить, что она там понарисовала, тщательно загримировала тёмное пятно, закутала меня в тонкое переливающее покрывало, довольно осмотрела и вывела из бани, дальше мы отправились с ней куда-то по слабо освещённому коридору.
«Что делать? Что делать?» — билась в голове настойчивая мысль, и чем ближе приближалось время моей продажи, тем сильнее всё во мне противилось этому. Внезапно зазудился глаз, и я решила его почесать, но вспомнила, что там навели красоту. Перед взором появилась морда потешных мишек, и я радостно потёрла глаз, потом второй. Зуд усилился, и я потёрла ещё раз.
Мы остановились возле двери, женщина постучала и, получив позволение войти, подобострастно склонилась и зашла. Что-то там бодро проговорила и, выйдя, распахнула дверь, затем не очень вежливо впихнула меня в роскошно обставленную комнату. Хозяин сидел в кожаном кресле за огромным дубовым столом. Под ногами лежал белый длинноворсовый ковёр, вдоль стен тянулись книжные шкафы. Сбоку стоял большой диван и ещё пара кресел. На небольшом столике стояла ваза с фруктами и сладостями. Тяжёлые портьеры были раздвинуты, и солнечный свет заливал комнату.
Мужик недоумённо уставился на меня, потом его лицо пошло пятнами, и он что-то проорал тётке. Та забежала вперёд, увидев меня, всплеснула руками. Что-то затараторила и стала тыкать в меня пальцем.
— Зухра говорит, что всё было нормально, ты что наделала? — он стал медленно подниматься из-за стола.
— А что не так? — сделала удивлённое лицо.
— Ещё скажи, что ты не знаешь? — он быстро приближался ко мне.
— Нет, — я отрицательно помотала головой, честно говоря, видеть разъярённого мужика было жутковато.
— Врёшь! — крикнул он мне в лицо, и меня обожгла пощёчина. От неожиданности я отпрянула и уже занесла ногу для ответного удара, но вовремя остановилась, понимая, что меня тогда убьют. «Месть — это блюдо, которое подают холодным», — всплыла в голове фраза моей бабушки и я, стиснув зубы, промолчала. У меня ещё будет время послать этих двоих, и прости меня, Святейший, но я придумаю, что им пожелать, и плевать, что по лицу пойдут пятна.
— Только попробуй наслать на меня что-нибудь, и тебя засекут розгами, — словно услышав мои мысли, прошипел он мне в лицо. Если честно, стало страшно, но какая-то книжная часть меня ерепенилась, ни за что не желая сдаваться. — Иди и умойся, — приказал он замолчавшей мне, — и сразу на рынок её, только руки свяжи, — рявкнул он, притихшей Зухре.