Мы вышли, и женщина, схватив меня жёсткими пальцами за локоть, потащила по коридору. Я со злости выдернула руку и уставилась на неё. Казалось, между нами пробегают молнии. И она сдалась, отступила, а я пошла сама обратно в баню. Подошла к кранам, и уставилась на полки с баночками. «Мёд, мёд», — искала я знакомое название или рисунок, напоминающий, что в составе есть этот продукт. Зухра с опаской наблюдала за мной. Наконец, я заметила баночку с сотами. Схватив, быстро открутила, нанесла на лицо и принялась втирать в кожу, умоляя всех, кто может помочь, не оставить меня. Наклонилась, словно приготовилась смывать и несколько раз лизнула. Мёд точно был, главное теперь, чтобы с нужными травами.
Умылась и уставилась на свою мучительницу. Та пригласила меня вежливо так сесть и снова разрисовала чёрной краской глаза, и замаскировала пятно. Потом достала из кармана тонкую бечёвку и попросила протянуть руки, на что я отрицательно покачала головой. Она долго рассматривала меня, видимо, решая, снова бежать жаловаться или отправить меня на рынок. Желание избавиться от меня победило, а потому минут через десять меня поставили на помост, предварительно отобрав покрывало.
Рынок представлял собой гудящую массу народа. Одни стремились что-то продать подороже, другие — купить подешевле. В этом месте массы сошлись и теперь бурлили, переваривая друг друга. Огромная площадь, словно праздничный пирог, была поделена на сектора. Каждый отвечал за свой ассортимент и качество услуг. Мы находились в секторе работорговли. Я так поняла в той её части, где товар более дорогой. Вдоль всей улицы стояли помосты с обречёнными женщинами, мужчинами и детьми. Мужики были полуобнажённые. Некоторые так прямо и ничего, жаль у меня денег не было.
Нашим плацдармом, где проходил этот праздником жизни, руководил здоровенный амбал с мечом на поясе, а потому я решила не вступать с ним в полемику, дав связать себе за спиной руки, привязав к столбу, и повесить табличку с ценой. Ценник болтался в районе талии, не закрывая стратегических мест. Была я почти голенькая. Рядом со мной находились такие же женщины, они стояли, низко опустив головы. Мне было сначала неудобно, что я сверкаю всеми прелестями, но потом я нашла себе занятие. Стоило кому-нибудь засечь мою табличку, обещающую невинную деву, и направиться к нам, я скашивала глаза к носу и смотрела на подходившего. Он, не доходя, разворачивался и уходил. Амбал не мог понять, почему сегодня не идёт торговля, и мной никто не интересуется.
Вскоре моё лицо знакомо закололо, и появилась резь в глазах. Я чувствовала, как опухают губы и тяжелеют веки. Прошло ещё немного времени и одни покупатели стали шарахаться от моего столба, а другие, наоборот, останавливались и глазели.
— Эй, продавец, — не выдержал один из них, — что так дорого уродку продаёшь, да ещё и девственницу. Может, её надо перевести в другую часть рынка. Ты этой табличкой только народ распугиваешь. Кто на неё полезет, если до этого желающих не нашлось?
— Какая уродка? — возмутился наш продавец. — Ты что ослеп? Девица, словно свежий персик.
— Какой персик? — заржал тот. — Это только если он раздулся у вас от гнили.
Амбал не выдержал и бросился к обидчику, но прежде решил посмотреть, чем народ недоволен. И остановился как вкопанный.
— Эй, — позвал он меня, — ты это чего?
Мне, честно, было что-то совсем нехорошо, у меня, по-моему, даже язык распух, поэтому я что-то промычала, надеясь, что он от меня отвяжется. Но мужчина явно распереживался, а потому развязал меня, уложил в тенёк и отправил помощника за врачом, которого он назвал лекарем.
Им оказался тщедушный мужичонка, который всё время качал головой, словно она у него на шарнирах. Увидев меня, он перепугался, стал что-то орать на своём языке амбалу и тыкать в меня пальцем. В итоге помощник оттащил мою бренную тушку на кровать во временно выделенную мне каморку. Лекарь напичкал меня какими-то настойками, сделал компресс на глаза, и меня, наконец, оставили одну. Я выиграла битву за одну свободную ночь, чтобы помечтать о воине. Только теперь надо думать правильно, чтобы он помимо того, чтобы был сильный и красивый, обладал честью, благородством, любил меня и наших детей, которые у нас, естественно, будут, а ещё, чтобы не гулял. «Вот! Пусть он будет именно таким», — решила я и провалилась в сон.