Планета, где все можно

- Тим, я вас прошу, - попросил О'Ты, - пожалуйста, ему не мешайте. Человек исполняет свое желание. Мне еще никогда таких желаний не загадывали. Все вуалировали. А Проспер Маурисович не вуалирует и этим мне интересен.

Проспер Маурисович между тем задергался самым гальваническим образом.

- Але! Але! - закричал он так, что О'Ты поморщился. - Вторая? Это Вторая? Это с вами разговаривает Восемьсот четырнадцатый по НДП Второго главного фрахта. Такой Кандалык, Пэ Эм. Вторая буква "а"! Срочное сообщение! Да какой там завтрак, я Странника поймал! Послушайте, вы меня слушаете или вы меня не слушаете? Я говорю! Что я! Поймал! Странника! Какие шутки, совсем от безделья сбрендили! Что? Ладно, только быстро!

На Проспера Маурисовича было неожиданно и приятно смотреть. Это был какой-то совсем не такой Проспер Маурисович, к которому привыкли жители Аккумуляторного поселка. Взгляд его был светел и за километр отдавал героизмом. В свой звездный час, в час Великого Свершения Всей Своей Жизни Проспер Маурисович Кандалык предстал перед земляками, а также перед никому не понятным О'Ты, в виде непобедимого бойца за счастье всех прошлых, будущих и настоящих народов, хотя, надо признать, в то же время немного проскваживало в нем что-то идиотическое.

В обстановке гробового молчания (даже цвириканье прекратилось) Боб Исакович попробовал было рассказать анекдот о том, как комконовец поймал Странника, но не рассказал, потому что запутался во второй фразе и смолк. Проспер Маурисович начал было комментировать анекдот и даже пробормотал слово "такова", но далее предпочел наступить тишину.

- Проспер Маурисович, - тихо и уважительно сказал наконец О'Ты (тот недовольно дернулся в том смысле, что не мешайте). - Вы им скажите, Проспер Маурисович, чтобы шли по пеленгу, а про Черную Дыру не говорите. Не будет для них никакой Черной Дыры. Почетные, что и говорить, гости.

* * *

Почетные гости появились очень быстро - через какие-то считанные часы. К тому моменту О'Ты и компания Анатоль Максимовича успели подружиться, хотя никакого другого желания, кроме проспериного, О'Ты так и не исполнил. Сам Проспер, обществом за свой поступок отторгнутый, в разговоры не вмешивался и сидел себе под деревом на самом краю полянки, что-то там такое себе быстро нашептывая и с невозможной обидой поглядывая на веселящихся земляков.

Бойкотом в свой адрес Проспер Маурисович был оскорблен по самое некуда. В глубине, может быть, и не очень глубокой, но все же таки души, Проспер Маурисович ожидал за свой поступок неумеренных демонстраций всеобщего восхищения и собирался эти демонстрации скромно, достойно, однако решительно пресечь, как только всеобщее восхищение перейдет в славословия, способные, как известно, испортить самого благородного и самоотверженого героя. Проспер Маурисович не собирался портиться под дифирамбы расчетливых льстецов. Он был бы не прочь и дальше совершенствоваться в смысле величия духа (хотя - опять же в глубине души - искренне подозревал, что дальнейшее усовершенствование попросту невозможно), но портиться он не хотел. Мысль об испорченном Проспере Маурисовиче приводила его в содрогание.

"Нет! - собирался он категорически заявить своим землякам, когда они перейдут грань допустимого восхваления. - Прошу вас, друзья мои, остановитесь! Не надо вот этого, вот это лишнее. В том, что я свершил, пожертвовав даже не своим личным счастьем, а много страшнее - счастьем дорогих моему сердцу товарищей, - есть и ваша собственная заслуга. Ведь я вырос среди вас и только благодаря общению с вами привык больше думать о других, нежели чем о себе. На моем месте так поступил бы каждый."

Но восхвалений не последовало. Последовало совсем наоборот, и теперь оскорбленный до глубины своей не очень глубокой души, низвергнутый в одиночество, Проспер Маурисович молча страдал. Он не мог хотя бы взреагировать своим обычным "Вот такова наша жизнь" на очередной анекдот Боба Исаковича, ко всеобщему удивлению, дорассказанный до конца и даже где-то немножко смешной.

Поэтому появление в темносинем небе крылатых силуэтов комконовского патруля послужило для него поводом к необыкновенной радости и даже злорадства. Проспер Маурисович вскочил на ноги, заорал, как сумасшедший и от возбуждения стал приплясывать. Его несколько удивило, что и О'Ты, тот самый мужик в плетеном кресле, провалиться на этом месте, самый что ни на есть настоящий Странник, тоже вроде бы обрадовался - во всяком случае тоже рукой замахал и опять принялся за свое приветливое улыбание. Все это на фоне очень мрачного молчания просперомаурисовичевых земляков. "Улыбайся, улыбайся! думал про себя Проспер Маурисович, искоса поглядывая на свою жертву. - Пей свое пойло, пока наши тебя в оборот не взяли. Вот там мы и посмотрим, кто из нас приветливей улыбаться будет!"

Между тем комконовские вегикелы быстро и слаженно сели в рощи вокруг полянки. Оттуда сейчас же выскочили бойцы и, не теряя ни секунды, взяли всех присутствующих в плотное кольцо окружения.