Планета грибов

Вдруг почувствовал отчуждение, холодное. Сидел, нахохлившись, повторяя дурацкое слово: собрала, собрала. Сколько лет прожили в Ленинграде, получили высшее образование, а говорят как у себя в деревне. Хотелось крикнуть: не собрала, а накрыла! Ответил: не хочу.

«Не хочет. Устал». – «Ну, пусть отдыхает». Родители разговаривали под окном. В вечернем воздухе их голоса звучали надтреснутыми колокольчиками.

Думал: нет, не устал, я не отдыхаю. Мне надо дождаться, ни на что не отвлекаясь, а иначе это уйдет, достанется кому-то другому.

Среди ночи будто что-то толкнуло. Сел, отбросив старое одеяло. Сгорбившись, переживал сильное, похожее на откровение: дело не в том, что мог умереть. В конце концов, все умирают. Это другое. Понял, точнее, сформулировал: «Бессмертья нет. Кончилось. Сегодня».

Будто его поступление стало чем-то вроде грехопадения, хотя какое отношение университетские экзамены имеют к греху? Занимался и поступил.

Потом, позже, когда прочел Библию, нашел правильные слова: той ночью пережил что-то вроде изгнания из рая. Почувствовал на своей собственной шкуре, словно, не имея понятия о первоисточнике, примерил на себя костюм Адама, уходившего из Эдемского сада – в другое пространство, которое называется взрослой жизнью, где надо действовать самостоятельно, не полагаясь на Отца. На свой страх и риск, вопреки родительскому опыту.

Под утро, вдруг проснувшись, пережил еще одну истину: природа, кем бы ни была создана, чужая враждебная сила – бездушный омут, куда рано или поздно…

– Вы не с горки? Свежий хлеб привезли?

Он обернулся и узнал вчерашнюю тетку.

– Нет, я из ДЭКа, – ответил машинально и тут только сообразил: собирался зайти в магазин за молоком и хлебом, а пошел совсем в другую сторону. Придется делать крюк.

– Так привезли или нет?..

«Все-таки интересно, кто из нас сумасшедший?» – дойдя до колодца, свернул направо. Ноги вязли в глубоком песке. С тех пор как верхнюю дорогу заасфальтировали, здесь машины ездили редко. Шел, тяжело дыша, с трудом переставляя ноги, будто хлеб, который нормальные люди покупают в магазине, в его случае приходится зарабатывать в поте лица.

«Работа – мой хлеб, – снова чувствовал отчуждение, но на этот раз не к родителям. – Я же всегда, всегда его поддерживал… С самого начала…»

Нынешний главный редактор пришел в девяносто восьмом. Издательство дышало на ладан: после дефолта прежний всё бросил и уехал к дочери в Израиль. Незадолго до отъезда собрал ближайших сотрудников, с кем начинали в конце восьмидесятых. Просил прощения, говорят, даже заплакал. Потом представил преемника. Сперва приняли в штыки: чужак, не нашего круга. Ходили слухи, будто из торгашей. Среди редакторов пошли разговоры: надо искать другую работу, причем срочно. Многие ушли. Новый главный обещал, что пожалеют. Через год, когда нашелся спонсор (какой-то деятель из правящей партии – предшественницы «Единой России»), кое-кто просился обратно. Главный отказал, назвав предателями и перебежчиками. На совещаниях рассказывал о ближайших планах. Теперь в них фигурировали тематические серии: женские романы, триллеры из бандитской жизни. Отдельная серия – фэнтези.

Все эти бури в стакане воды прошли мимо него. Работал, не особенно задумываясь. Издательская политика – не его дело. Жил в своем собственном мире, в котором существуют исключительно книги: его дело – переводить.

Почти совсем задохнувшись, он выбрался на асфальтовую дорогу. Потопал на одном месте, отрясая песок: «Разговор – рабочий момент…» – Трудно подобрать слова, чтобы объяснить это чувство, будто спустили с неба на землю. Прежний мир рухнул. Надо строить новый… Весь вопрос – как?.. —

* * *

Она притормаживает, прикидывая, где бы припарковаться. Останавливается под соснами, в теньке. На часах половина двенадцатого, а жара как в пекле. Этим летом действительно что-то странное. Нещадное солнце, но в то же время как будто тянет холодком. «Неужели заболеваю?..» – идет к калитке, все еще чувствуя легкий озноб. По уму, хорошо бы смерить температуру, но, во-первых, где искать градусник?.. А во-вторых…

«Всё. Никаких болезней. Найти плитку, проверить холодильник…»

Электрическая плитка нашлась в родительской кровати, завернутая в старый плед. Скорее всего – мать: завернула, спрятала под подушку. «Во всяком случае, не я. Я бы сперва отмыла, отшкурила конфорки…» – ведет пальцем, чувствуя пригорелые неровности и, не особенно надеясь, сует вилку в розетку. На передней панели вспыхивает желтоватый огонек. Гаснет, снова загорается, будто собираясь с силами.

– Давай, давай! – торопит или подбадривает, положив руки на конфорки, – жрец, совершающий ритуал оживления. Ладони чувствуют тепло. – Молодец. Теперь – сама.

Еще не открыв дверцу холодильника, уловила слабое дребезжание: оказывается, уже работает. Не вынули вилку из розетки. Просто отключили рубильник, обесточив дом.

Внутренние стенки пошли черноватыми пятнами. Поскребла ногтем: «Грибок. Водой не отмоешь. Господи, о чем я?» – захлопывает дверцу. Надо достать продукты. Но сперва – включить воду.