Планета имени шестого "Б"

Дед промолчал. Гулливер, который в отличие от некоторых был приучен выполнять приказы капитана без пререканий и капризов, отконвоировал сержанта в указанное место. Скрепя сердце мы с Маковкой пошли за дедом и Шерифом в кают-компанию. Там робот и Лев Ильич сняли со стены по кимоно и, перемигнувшись, ушли в спортотсек. Вскоре оттуда стали доноситься гулкие удары, резкие выкрики, железное дребезжанье Шерифа и ойканье Льва Ильича. Они нагуливали аппетит.

Появился Гулливер, который нес одновременно семь подносов. Он принялся расставлять на обеденном столе многочисленные кастрюльки, салатницы, сотейницы, соусницы, горшочки и фритюрницы. В порционных микрогрилях что-то вкусно шкворчало. Он колдовал над фруктами в вазах из самородного венерианского хрусталя, над дубовыми корчажками с квасом, над тающими горками мороженого. Отбегал назад, любуясь художественной сервировкой, и снова накидывался на свои форшмаки и запеканки.

— Не пойму я что-то, — раздраженно сказал Женька, плюхаясь в кресло рядом со мной. — Ай кан'т андерстентд. Или мы прохлаждаться в космос отправились? Неужели ради важного дела нельзя один-единственный раз плюнуть на режим дня?

Я не ответил своему товарищу. В голове у меня рождалась идея. Пока что в очень смутных очертаниях.

— Может быть, как-нибудь повлияем на него? — спросил Маковка, имея в виду деда. — И что на него нашло? Сонных мух вроде на звездолете нет…

— Не надо нервничать, — невозмутимо сказал Гулливер. Внутри него что-то щелкнуло, на пластиковой груди открылась дверца, и оттуда высунулся объектив. Легкое стрекотанье — и на стене напротив появился световой прямоугольник с титрами:

БРИЛЛИАНТОВАЯ РУКА

На мгновение глаза Женька заблестели, но потом он отвернулся.

Под песню об Острове Невезения в кают-компанию вернулись разгоряченные Маковкин и Шериф. С последнего даже искры сыпались, когда он с видом чрезвычайного удовольствия похлопывал себя по корпусу.

— Куда мы в данный момент летим? — осведомился я.

— Покамест стоим на месте, — улыбнулся Маковкин. — На том месте, где мы нашли Чупочуха. Здесь обнаружен целый клубок тахионных «ниточек» — они расходятся по разным направлениям. Вот мы сегодня выспимся, как следует, а завтра попробуем распутать клубок. Утро вечера мудренее!

И широчайшая улыбка Маковкина отразилась в двенадцати никелированных соусницах.

Ужин начался. Роботы подсоединились к питающей батарее, мы со Львом Ильичом навалились на горячие блинчики. Один Женька ничего не ел.

Он возмущенно постукивал пальцами по столу, наблюдая, с каким аппетитом я поглощаю блины с уфрюгоньей икрой и рагу из астероидных сыроежек. Особенно мне понравился коктейль из дельфиньего и кокосового молока.

Женька с кривой улыбочкой ковырялся в соленом арбузе и ерзал локтями по столу. Мне его было от души жаль. У меня-то прямо газировка какая-то в груди бурлила и пенилась. Такое чувство бывает перед интересным и опасным приключением. Наверное, что-то подобное ощущал «Гамаюн», когда нажимали на кнопку его самодеятельности.

— После отбоя, на цыпочках, чтоб никто ни-ни — ко мне в каюту! — шепнул я Женьке в коридоре после ужина.

Глава шестая

Моя смутная идея все-таки выкристаллизовалась во вполне отчетливую решимость: мы с Женькой сбежим. На космоскафе. И пока уважаемый Лев Ильич будет спать, а утром с чувством, с толком, с расстановкой (после хорошего завтрака) начнет поиски пирата, мы откроем дверь в кают-компанию, втолкнем связанного злодея и со словами: «Приятного аппетита. Как спалось?» — сядем к столу, вытянув усталые ноги. Возьмем по скромному бутерброду и через плечо скажем Гулливеру: «Да, Гулливер, будь добр, отведи во-о-он того типа в морозилку. Ну и умаялись же мы за ним бегать! И почисти наши лаузеры, уж больно закоптились»

Картинка будет! Вдохновенная газировочка, звеня пузырьками, бегала у меня по ребрам. Я подпрыгивал на койке, весело дожевывая захваченный с ужина козинак. Ага, вот и Женька.

Для изложения моей идеи понадобилась ровно минута. На Маковкином лице отразились сначала неуверенность и сомнение: все-таки угнать космоскаф во время опасного рейса — это не с уроков сбежать. Но ведь из-за медлительности Женькиного деда Трысьба может бесследно кануть в космических просторах. Лицо моего товарища приняло решительное выражение.

— Лиселя — что? — подсказал я.

— На фок-мачту «Катти Сарк», — бодро заявил Женька. — Но сперва надо заиметь тахионный индикатор. Трысьбу без него не найти. А индикатор у деда. Красть, что ли, будем?

— Будем! — радостно подтвердил я, и мы отправились на разбой.

В школе нам не внушали, что красть нехорошо. В этом не было необходимости, азбучные истины известны всем. Если что-то очень нужно, то можно махнуться. Баш-на-баш, как говорит Капитолина. Будем считать, что мы махнули индикатор на Трысьбу.