Планета Йоргов

— Что ты! Да они бы не стали слушать. А мы, зато, перестали бы уважать.

— У нас плевать бы хотел такой на чье-то уважение, кроме учителького. Тот хоть не отправит учиться в какое-то другое место: здесь ведь есть кто-то, с кем в приемлимых отношениях, а там, считали, еще не известно, в каких окажешься. Не знали, конечно, совсем, что ничего уже там не окажется.

— А на что у вас ябедничать могли?

— Наверно, на то, что плохо про педагога говорил. Может быть, что тайком курил разную траву. Или хватали девчонок за половые органы, а они нас: до того, как разрешили посещать лупанар. Только не за то, что сделал другому какую-нибудь пакость: за это, точно, никогда не наказывали наши милые педагоги.

— Не любили их?

— А за что? Они нас любили? Да мы их мало видели: всё делалось по компьютерам — нас ведь много у каждого было. Следили за нами по результатам на них: присылали нам сообщения с указаниями или строгими замечаниями и предупреждениями. А похвалить: не дождешься. Нам казалось, ненавидят они нас: непонятно почему.

— Потому, что педагогами вынуждены были становиться отбракованные аспиранты и докторанты, которым сохранялась жизнь, но не давался статус мудрых. Считая себя неудачниками, ненавидели свою работу и тех, кто был им поручен. Тем не менее именно они решали, кто из их учеников должен быть отбракован — нередко субъективно.

Какими в этих условиях могли вырасти будущие мудрые: совершенно одинокие с самых ранних лет в окружении достаточно жестокой среды подобных себе? Только безжалостными эгоистами, не брезгающими ничем, чтобы добиться собственного успеха и с ним иметь возможность чувствовать превосходство над другими.

— Это так, командир: конечно. Но не оставлять же из-за этого всё, как сейчас. Децемвират убрали — пора идти дальше: добиться права жизни для всех.

— Да. И для примитивов тоже.

— Может, дать им только дожить лучше, чем живут сейчас? Не оставляя потомства.

— Почему?

— Разве не выродились они умственно?

— Окончательно? Вспомни Цангл. И еще: не спрашивая их? Как и вас. Ведь они тоже людхи. Неужели можно? Лим считал: нет!

— Я понял тебя, командир.

30

— Слушай, друг Горгл, неужели не было совсем ничего хорошего у вас в жизни? — спросил долго молчавший Маркд.

— Для нас то, что Сиглл и я снова встретились.

— Что значит: снова встретились?

— А то, что мы учились вместе в гимназии, а потом снова в университете. Это ж так неожиданно было.

— А в лицее и гимназии почему не вместе? Не захотели?

— Нас разве спрашивали? На следующей стадии никогда не бывают вместе с теми, с кем на предыдущей. У вас, на Земле, не так?

— Нет: с кем хотим. Но я вспомнил: так стало после отмены отбраковки; раньше — как у вас.

— Мы же с ней в гимназии и подружились после драки. Несколько девчонок невзлюбили её и стали травить. Один раз набросились на неё: не все — две только. Я видел: не вмешивался поначалу. Интересно было смотреть, как она не уступает, хоть ей и достается: отбивается. И не пытается убежать.

Но когда к тем подбежала еще одна, и они начали одолевать, я встал на её сторону. Двинул ногой по копчику одну, по скуле другую — а третьей она сама нос расквасила.

С того и начали мы держаться вместе: так легче не давать себя в обиду другим. И к концу гимназии уже так неохота было расставаться, да что можно поделать? Встретиться с ней снова надеялся, лишь когда стану мудрым, в чем никто из нас всех не сомневался.

То, что обнаружил её в своем университете, показалось мне каким-то чудом. Я ведь вспоминал её и в лицее, и в колледже: тосковал по ней сильно. И она, оказывается, тоже. До чего же мы были с ней рады!

Оказывается, мы любим друг друга: решили не расставаться никогда. И еще: иметь нашего ребенка. Мы стали мужем и женой: как твои родители, Маркд; как погибшие Лим и Цангл.

Командир Конбр, я вначале подумал, что нашим ребенком может стать дочь Лима и Цангл…

— Нет: это теперь моя дочь — я стану растить её.

— Сиглл мне это и сказала. И что нашего ребенка она родит сама — от меня.

— Это замечательно. Надеюсь, вы послужите примером для других. Возрождение семьи ведь сделает невозможным существование отбраковки.

— Учитель, а если сделать так, чтобы и другие узнали, что они стали мужем и женой, чтобы захотеть того же?

— Ты, наверно, знаешь как, мудрый юный землянин?

— Да: как это делается на Земле — устраивают свадьбу.

— Просвети же нас.

— Ну, свадьба — это празднование образования новой семьи. Её и на Земле долго не было: первая произошла, когда я был совсем маленьким. Образовывали семью два универсанта: Ив, друг Александра, и Лика. Красиво, я слышал потом, было: много гостей, цветов, вкусной еды, перебродившего сока винограда — вина. И много веселья, музыки, пения, танцев — движения под музыку.

— С весельем, к сожалению, после вчерашнего у нас никак не получится, — покачал головой Конбр.

— Зато получится главное: клятва, которую они приносили у могилы Маркда — того, кто умер, потому что отказался от своего спасения за счет жизни «неполноценного»-донора, у которого взяли бы сердце для замены обветшавшего. Настоящего Маркда: меня лишь назвали так в память его.