Планета Йоргов

Успели до прилета в ясельную зону разрешить сомнение, не создаст ли исчезновение кормилицы проблему: останется не кормленным младенец, которому она уже не даст грудь. Посовещавшись и поспорив, решили, что нет: младенец безусловно поднимет громкий рёв, и его покормит другая кормилица. Наверняка имеются резервные: мало ли что может вдруг произойти — заболеть внезапно, например.

Аэрокар беспрепятственно посадили на аэродроме. Одного из юношей Горгл оставил в нем: ожидать наготове. Сам с другим на пристяжных вертолетах полетели к корпусам, видневшимся вдали — запасной вертолет летел следом.

Корпус для грудных младенцев удалось найти не сразу, но на одной из веранд наткнулись на то, что как раз было надо: сидела кормилица, одна — никого больше. Обрабатывала грудь, готовясь кормить лежащего в робот-коляске рядом младенца, уже подававшего голос.

Горгл позвал её:

— Иди сюда!

Она не удивилась почему-то: молча встала и подошла к ограждению веранды.

— Пошли, — сказал он. — Закройся и вызови другую кормилицу.

Она, снова молча, чуть шлепнула младенца: он заорал громче. Потом спустилась по ступенькам и быстро, не задавая никаких вопросов, пошла за ним. Удивилась только, когда они вдвоем усадили её в седло пристяжного вертолета, застегнули на ней ремни, и они взлетели.

Вот тогда-то внезапно возникла опасная ситуация. Неожиданно взлетели вскоре пять или шесть роботов, направившихся с нескольких сторон к ним, чтобы окружить. Было непонятно, каким образом обнаружили их, пока не услышал:

— Валж, почему покинула кормленца?

— Доктор забрал, — ответила она.

— Какой доктор?

— Я не знаю. Доктор. И еще доктор. Я не знаю.

Только когда Горгл обнаружил, откуда шел звук, он поднял широкий рукав на левой её руке и снял с неё радиобраслет, совсем не похожий на обычный. Бросил его вниз, надеясь, что роботы теперь потеряют их. Но они не отставали: видимо, потому, что засекли их уже визуально.

Спасительным аппаратом Конбра пришлось, всё-таки, воспользоваться. После ударов излучения лопасти их несущих винтов быстро перестали вращаться, и роботы опустились на парашютах. Дорога на аэродром была свободна.

Сиглл, держа ребенка на руках, ждала у самого входа — бросилась навстречу:

— Наконец-то!

И тут же кормилица сказала ей:

— Не так держишь: дай! — забрала ребенка у неё. Распахнула накидку, чтобы дать грудь, но посмотрев на неё, сказала:

— Протереть надо.

Хорошо, Сиглл достаточно общалась и с Лейрлинд, и с Цангл: запомнила, что это делается раствором борной кислоты. И кормилица тщательно протерла свою грудь: приложила девочку к ней.

— Она не плакала голодная? — спросил Горгл. — Так спешили из-за этого.

— Нет: мы поили её сладкой водичкой. Маркд подсказал: хорошо, что он не улетел с тобой.

— Моего братишку, Эрика — мама говорила — так же поили первый день. У его мамы молоко не сразу пошло.

… Покормив ребенка, кормилица, посмотрела на дальнейшие действия Сиглл и решительно стала делать всё сама, заметив:

— Неправильно делаешь, — она-то уж знала, как надо: и рожала, и кормила, и ухаживала.

28

Такой Сиглл он еще не видел. Явно нетерпеливо дождавшись, когда оба очутились в их комнате, она вдруг обняла его за шею и крепко прижалась: такое не делала, конечно, никогда. Еще более неожиданным было сдавленное рыдание, сопровождавшее это.

— Сиглленок, да ты чего это? А?

— Ты… Ты… Живой… Я ж так боялась, так боялась.

— Боялась? Почему?

— А если бы тебя убили? Я ж видела, как убивают: сегодня. И чтобы я тогда делала: одна — без тебя. Зачем мне тогда жить тоже? Зачем?!

— Дурочка, но ничего ведь со мной не случилось.

— А роботы, которые стали преследовать вас? Разве их не было? Ты же рассказывал командиру.

— Да-а: справился с ними запросто. Аппарат, знаешь, какой мощный?

— Но ведь были…

— Всего лишь из-за того, что не сообразил, что у неё тоже может быть радиобраслет: потому что слишком торопился. Да и сообразил бы, не сразу и обнаружил: совсем не такой как у нас. Наверно, всего лишь интерком.

— Тебе нельзя без меня: только со мной. Я тебя больше одного никогда не пущу.

— Ну да: я же людх. А ты людха. В самые древние времена кто были воинами? А я кто? Кончай, кончай реветь, дурочка!

— Пусть дура, пусть! Ты тоже дурак: не понимаешь, что ты для меня всё на свете. Я же люблю тебя — люблю! Как они: Цангл Лима, Лейрлинд — отца Маркда.

— Постой: как это?

— Я же видела: общалась с ними столько.

— Но мы же с тобой не земляне.

— Но такие же, как они: просто забыли, какими должны быть настоящие людхи. Цангл почему-то знала. Её считали примитивой, а она ведь была мудрой.

— Мудрой — она?

— Не знаниями, которыми кичимся мы — сердцем. Глядя на неё, я только поняла, что и мне нужно: что ты для меня. Самый, самый: дорогой, лучший, бесценный. Самый близкий и родной, понимаешь?

— Дурочка, но ты же уже давно тоже мне самая близкая. Правда! Помнишь, как я обрадовался, когда мы с тобой вдруг оказались в одном университете? Ведь столько лет прошло после гимназии, в которой познакомились: потом-то нас разъединили. А я и в лицее, а потом в колледже тосковал по тебе.

— А я — по тебе. Я для тебя тоже самая лучшая?

— Ну, да.