Планета мистера Заммлера

«Впрочем, погоди-ка», – остановил себя Заммлер. Даже в безумии присутствует немалая доля игры, актерства. Где-то в глубине всегда прочно коренится ощущение того, что является нормой человеческой жизни. Норма – это исполнение долга, верность привязанностям, труд. Люди каждый день являются на работу. Невероятно! Садятся на автобус и едут на фабрику. Открывают магазин, что-то подметают, что-то заворачивают, моют, считают, кого-то обслуживают, управляют компьютером. Как бы они в глубине души ни бунтовали, в каком бы отчаянии ни были, как бы ни боялись, какими бы изношенными себя ни чувствовали, они ежедневно и ежевечерне выполняют свои обязанности. Поднимаются и спускаются на лифте, сидят за письменным столом, крутят руль, чинят машины. Чтобы такое непостоянное и беспокойное существо, такое любопытное нервное животное, подверженное множеству болезней, страдающее от душевных ран и от скуки, сковывало себя такой дисциплиной, так себя муштровало и регулировало, брало на себя такую ответственность и демонстрировало такое стремление к порядку (даже в беспорядке)? Как это возможно? Загадка… В любом случае на безумие всего не спишешь. Правда, можно сказать, что дисциплинированные зачастую убийственно ненавидят недисциплинированных. Поэтому рабочий класс – не только воплощение дисциплины, но и резервуар ненависти. Поэтому служащий, сидящий в окошке, не может простить тем, кто приходит и уходит, их кажущейся свободы. А бюрократу нравится, когда убивают людей, ведущих неупорядоченную жизнь. Пусть бы, дескать, их всех поубивали.

Что видишь на Бродвее, пока идешь к автобусной остановке? Репродукции всех человеческих типов: копии варваров, краснокожих, жителей островов Фиджи, денди, охотников на бизонов, отчаянных бандитов, гомосексуалистов, эротических фантазеров, синих чулков, принцесс, поэтов, художников, золотоискателей, трубадуров-партизан. Здесь и новый Че Гевара, и новый Томас Беккет. Бизнесмены, солдаты, священники и косные обыватели представлены в оригинале, их не копируют. Они не соответствуют эстетическим стандартам. По наблюдениям мистера Заммлера, люди, когда им дают простор, свободу и идеи, начинают себя мифологизировать. Создавать о себе легенды. При помощи воображения раздувают собственный образ, чтобы подняться над ограничениями обыденной жизни. А благодаря чему обыденная жизнь становится таковой? Не может ли какой-нибудь гений сделать с обыденностью то же, что Эйнштейн сделал с материей? Открыть ее энергетику, ее излучение? Так или иначе, этого пока не произошло. В наш век грубого видения взволнованный дух стремится вырваться из оков повседневности, отделить себя от других представителей своего вида и от их жизни, надеясь, вероятно, что удастся также спастись от их смерти. Для того чтобы совершать возвышенные поступки и снабдить свое воображение признаками исключительности, как будто бы необходимо быть артистом. Это тоже разновидность безумия. Безумие всегда считалось самым благоприятным состоянием для цивилизованного человека, готовящегося совершить подвиг, поскольку оно наиболее совместимо с идеалом. Большинство из нас, удовлетворенные таким положением вещей, воспринимают определенный сорт безумия как выражение преданности и готовности служить высшим целям. Но высшие цели появляются не всегда.

Если мы собираемся завершать наши дела на земле – по крайней мере, их первую великую фазу, – нам лучше бы все это подытожить. Только сжато. Как можно лаконичнее. «Ради бога! Придерживайтесь таких взглядов, которые можно выразить коротко!» – сказал Сидней Смит.