Луна была в тот вечер так велика, что ее заметил даже Уоллес, попивавший виски на заднем сиденье, в безграничной ковровой роскоши, положив ногу на ногу и откинувшись назад. Указав пальцем поверх головы Эмиля, поверх гладкой парковой автострады, севернее моста Джорджа Вашингтона, он произнес:
– Огромная, правда? Они так и вьются вокруг нее.
– Кто?
– Космические корабли. Модули.
– Ах да, в газетах писали. А ты бы хотел туда полететь?
– Еще бы! Хоть сейчас! – сказал Уоллес. – Раз уж на то пошло, я уже даже позвонил в «Пан-Эм» и записался.
– Куда ты позвонил?
– В авиакомпанию. Моя бронь – пятьсот двенадцатая по счету.
– Они уже продают билеты на лунные экскурсии?
– Конечно. Сотни тысяч людей хотят полететь на Луну, а оттуда перепрыгнуть на Марс и Венеру.
– Очень странно.
– Что тут странного? По-моему, ничего. Авиакомпании уже завалены заявками. А вы, дядя, разве не хотите попутешествовать?
– Нет.
– Из-за возраста?
– В том числе. Я уже напутешествовался.
– Но дядя, это же Луна! На самом деле вы, конечно, по физическим параметрам не подойдете, но чтобы такой человек, как вы, даже не хотел полететь? Не поверю.
– Я уже не то что на Луну, я в Европу-то не хочу, – ответил мистер Заммлер. – Если бы я мог выбирать, я предпочел бы погрузиться на дно океана. В батискафе доктора Пиккара. Я человек скорее глубинный, чем высотный. Бесконечность меня не привлекает. У неба нет потолка, а у океана, как он ни глубок, дно все-таки есть. К тому же я, по-моему, принадлежу Востоку. Евреи, Уоллес, – все-таки восточный народ. Я сижу себе здесь, в Вест-Сайде, и ничего мне не нужно. На все эти потрясающие фаустовские путешествия в другие миры я с удовольствием посмотрю со стороны. Мне нужен потолок над головой. Правда, лучше высокий, чем низкий. Хотя в литературе, на мой взгляд, есть шедевры как с высокими потолками (например, «В поисках утраченного времени»), так и с низкими («Преступление и наказание»).
Смерть – это то, что замыкает пространство. Отсюда и клаустрофобия.
Судя по мягкой улыбке Уоллеса, он не был согласен с услышанным. Однако взгляды дяди Заммлера все же слегка интересовали его.
– Конечно, – сказал он, – вы смотрите на мир не так, как другие люди. В буквальном смысле. Из-за вашего травмированного глаза.
– Да, ты прав. Я вижу не все.
– Тем не менее вы очень хорошо описали того негра, который показал вам член.
– А, твой партнер Феффер тебе уже рассказал. Я так и знал, что он всем раззвонит. Надеюсь, его затея с фотоаппаратом – это не серьезно.
– Для него – серьезно. Он немного с прибабахом. Когда человек молод и полон энтузиазма, про него говорят: «Это все юношеский пыл». А когда он становится старше, его уже просто называют психом. Ваша история произвела на Феффера сильное впечатление. Кстати, дядя, что именно сделал тот парень? Как он вам себя показал? Снял штаны?
– Нет.
– Значит, только расстегнул ширинку. И достал оттуда свой инструмент. А какой он у него? Интересно. Между прочим, ему не пришло в голову, что из-за плохого зрения вы не разглядите?
– Понятия не имею, что пришло ему в голову. Он не сказал.
– Дядя, опишите мне его член. Он ведь, наверное, был не совсем черный? А какой? Как шоколад с фиолетовым отливом или как его ладони?
Ох уж этот Уоллес со своей научной объективностью!
– Вообще-то мне не хочется об этом говорить.
– Ну дядя, вы представьте себе, что я зоолог, который никогда не видел живого кита, а вы плавали на вельботе и встречали Моби Дика. Так какого он размера? Шестнадцать дюймов? Восемнадцать?
– Не могу сказать.
– А вес? Два фунта? Три? Четыре?
– Не представляю себе, как это можно было бы взвесить. Да и ты не зоолог. Стал им всего минуту назад.
– Он необрезанный?
– Насколько я заметил, нет.
– Интересно, женщинам такие, как у него, больше нравятся?
– Полагаю, они оценивают нас не только по этому признаку.
– Это они так говорят. Но вы же знаете, что им нельзя верить. Они ведь животные, разве не так?
– Иногда в них просыпается животное начало.
– Когда они корчат из себя этаких утонченных леди, я на это не ведусь. Женщины похотливы. По-моему, они испорченнее нас. При всем уважении к вашему знанию жизни, дядя Заммлер, в этой сфере я больше доверяю своему опыту. Анджела всегда говорит, что если у мужика толстый х… Извините, дядя.
– Анджела – это, вероятно, особый случай.
– Вы предпочитаете так думать. А вдруг она вполне заурядна?
– Давай не будем об этом, Уоллес.
– Но это же так интересно! Потом мы ведь объективно рассуждаем, а не просто грязно треплемся. Вот Анджела хвалит Уортона Хоррикера. Он, дескать, высокий и сильный. Но чересчур мускулистый – перекачался. Трудно добиться нежности от мужчины со стальными руками и грудью, как у штангиста. От этакого железного человека. Анджела говорит, это мешает потоку нежных чувств.
– Я над этим не задумывался.