Планета, на которой убивают

— Сутки сидеть дома. Никому не звонить, только на работу. Каждый час показываться в окне с девяти до восьми, — покорно перечислил Синк.

— И последнее. Если вы меня ослушаетесь, то я об этом узнаю сразу. И тогда последует вот что. Я просто позвоню Барладагу и расскажу о вашей откровенности. Как вы думаете, долго ли вы после этого проживете?

Поняв, в какой переплет он угодил, Синк побелел как кость, не в силах вымолвить ни слова.

— Считайте, что на сей раз легко отделались, — заключил я и повернулся к моим спутникам. — Пойдемте отсюда.

Джага поднялся с кресла, и повар испуганно сжался, когда тот прошел мимо него к дверям. Янта на прощание одарила толстячка уничтожающим ледяным взглядом и, вздернув голову, застучала каблучками следом за дядей.

Перед уходом я на всякий случай стер носовым платком свои отпечатки пальцев на замке.

— Надо было влепить ему парочку плюх, поганцу, — пробасил Джага, когда мы втроем вышли из подъеда.

— Такого мозгляка бить противно, — рассудил я.

— Командир, извините, я не понял, а зачем вы велели ему подходить к окну?

— Чтобы держать в напряжении. Пусть считает, что его квартира находится под наблюдением. Уловка дурацкая, прямо скажем, но ведь и он не семи пядей во лбу.

Миновав следующий дом, мы свернули за угол и подошли к машине. Какой-то юнец крутился возле нее, задумчиво разглядывая багаж на заднем сиденье. При нашем появлении он предпочел исчезнуть в темноте.

— Давайте я поведу тачку, командир, — предложил Джага, и я передал ему ключи.

Мы уселись в «Дром» и покатили по ночному городу через фабричные кварталы. На улицах было пустынно, лишь изредка на глаза попадались такси либо полицейские патрульные машины.

— Вы уверены, что толстяк не побежит опять к Барладагу? — вдруг поинтересовалась Янта. — Ведь он редкостный трус, к тому же потерявший голову от страха.

— Именно потому он будет сидеть тихо, — рассудил я, повернувшись к ней. — Хотя стопроцентной гарантии дать не могу.

— Эту стопроцентную гарантию вы держали в руках, когда ворвались в квартиру.

— Вы имеете в виду пистолет?

— Честно говоря, вы меня удивили, — сказала она бесстрастным тоном, — оставив этого человка в живых.

Я подумал, что ослышался. В полутемном салоне машины мне было трудно разобрать выражение ее лица.

— Будем надеяться, что эта ошибка ничего не решает, — добавила девушка.

— Командир играл с ним в честную игру, — наставительно произнес Джага.

— И совершенно зря.

— Вы говорите так, словно могли бы исправить эту, с позволения сказать, ошибку, — мягко поддел ее я.

— Конечно могла бы. Кроме шуток, — тихо, но веско отозвалась Янта. Фары встречного автомобиля внезапно осветили ее, и я увидел обрамленную пышными черными кудрями бледную, словно из гипса, маску. Мне стало слегка не по себе, когда я разглядел сурово поджатые губы, заострившиеся скулы, сощуренные жесткие глаза с расширенными до предела зрачками. Ничего похожего на очаровательную девушку, с которой так приятно поболтать в гостиной. Действительно, окажись у нее пистолет, она хладнокровно пристрелила бы Синка на прощание.

Все-таки я катастрофически не разбираюсь в женщинах. Ни прежде этого не умел, ни теперь. И будь у меня хоть две головы с отборнейшими мозгами, вряд ли научусь. Потому что в любой женщине под слоем воспитания и культуры дремлет какая-то нутряная, первобытная закваска, и когда эта потаенная суть вылезает наружу, тут только держись. Мы, мужчины, гораздо более одномерные и предсказуемые существа.

Между тем машина уже катила по пригороду среди коттеджей и палисадников. Вскоре Джага сбавил скорость и свернул с магистрали на грунтовку, по днищу «Дрома» время от времени пощелкивали мелкие камешки. Дорогу обступили молодые заросли хвощей, затем лесок кончился, и машина выехала на открытую местность. Впереди, на холме, темнел приземистый каменный дом с погашенными окнами.

— Ну вот мы и на месте, — удовлетворенно сказал Джага, выруливая к дому по узкой, заросшей сорняками колее.

Подъехав, мы выгрузили багаж, отперли дверь и вошли. В комнатах со старомодной запыленной меблировкой витал легкий душок запустения, но все оконные стекла были целы; как видно, городское хулиганье в такую даль не наведывалось. Я облюбовал себе мансардную комнатушку над кухней, Янта и Джага предпочли разместиться внизу, в комнатах по соседству с центральным холлом.

Распахнув окно, я боком сел на подоконник. Ночь дышала мне в лицо росистым разнотравьем, стрекотали порхающие в поднебесье ящерки, над зазубренной кромкой леса вдали сияла малая луна, воровское солнышко, как ее называют в моих родных краях. Среди такой благодати хотелось думать о вечности, Мировом Духе и величии природы, однако у меня, к сожалению, имелись гораздо менее привлекательные, зато неотложные темы для раздумий.