За одной неожиданностью, как водится, последовала другая. В постели из Янты выплеснулось нечто до того изломанное, больное, что меня взяла оторопь. У этой пригожей умницы в груди ворочался какой-то кошмар похлеще минометного осколка. И теперь к моим мыслям о ней примешивалось чувство, которое из меня, казалось бы, давным-давно вытравили. Самое коварное из чувств, жалость, родная мать романтических глупостей и плачевной неразберихи. Совершенно излишняя в моем положении роскошь.
От подушки пахло терпкими духами Янты, перед закрытыми глазами упорно возникало мертвое лицо бывшей жены. Вряд ли я когда-нибудь узнаю, какая отвратительная бредятина мерещилась девушке, когда она стонала под моим телом и просила ударить ее по лицу. Точно так же и ей пусть останется неизвестным, что я в тот момент созерцал пуговичные глаза убитой Зайны. Правду в народе говорят, на каждом чердаке свои привидения.
Наконец я дал себе команду немедленно выбросить все из головы и провалился в сон.
Меня разбудило малое солнце, нащупавшее горячим лучиком щель между оконных занавесок и дотянувшееся до моего лица. Некоторое время я позволил себе понежиться в тишине и покое. День предстоял не из легких, потом расслабляться будет некогда.
Хватило нескольких минут размышления в усиленном мозговом режиме, чтобы еще раз проанализировать и уточнить обдуманный еще по дороге сюда план действий. Похоже, он должен был сработать без осечки.
Одевшись, я сунул за ремень не только «Мидур», но и извлеченный из чемодана пневматический пистолет с лазерным прицелом, набросил куртку и спустился на первый этаж. Янта, судя по всему, еще спала, одетый лишь в поношенные тренировочные брюки Джага колдовал на кухне, разогревая на электроплитке прихваченную из харчевни снедь.
— Доброе утро, командир, — приветствовал он меня. — Как спалось на новом месте?
— Спасибо, отлично, — искренне ответил я.
Лезвием складного ножа, который по размерам соперничал со штыком самозарядного карабина, Джага перевернул шкворчавшие на сковородке внушительные ломти рыбного рулета.
— Малышка что-то заспалась, я думаю, не стоит ее беспокоить. Сами управимся.
Разумеется, я согласился. В шкафчике возле мойки нашлась вся необходимая посуда, и мы позавтракали вдвоем прямо за кухонным столиком, без особых церемоний.
— А здесь хорошо, кругом тишь да благодать, — заметил Джага, отодвинув пустую тарелку и разливая по керамическим кружкам шуху из граненой трехдинговой бутыли.
— Будем надеяться, мы здесь не задержимся надолго, — ответил я, сделал глоток и отодвинул кружку. — Тем более, нам точно известно, где сегодня можно увидеть Кридана Барладага.
Не без сожаления Джага последовал моему примеру и оставил свою кружку недопитой.
— Когда выезжаем? — спросил он.
— Нам надо быть в городе к полудню. Так что времени достаточно. А пока обсудим детали операции.
Тут я заметил, что за раскрытой дверью кухни мелькнул белый пушистый халатик, и осекся.
— Надеюсь, я вам не слишком помешала? — спросила вошедшая Янта.
— Нет, что вы, ничуть, — заверил я.
На ее лице заиграла потрясающе лучезарная улыбка.
— Дядюшка, у меня для тебя новость. Я влюбилась.
Видя недоумение Джаги, она положила руку мне на плечо и внесла необходимое уточнение.
— В него.
И без того выпученные глаза моего бывшего капрала расширились до пределов, казалось бы, не предусмотренных природой. Впрочем, полагаю, что сам я в этот донельзя щекотливый момент выглядел не менее дурацки.
11
Примерно в половине второго я вошел в просторный прохладный вестибюль гостиницы «Сурмон». Громадные зеркала в позолоченных рамах отразили вполне законченный облик преуспевающего коммерсанта среднего пошиба: костюм цвета оцинкованного ведра, дырчатые автомобильные перчатки, чемодан тисненой кожи, на запястье массивные платиновые часы. За новую экипировку мне пришлось выложить без малого полугодовую пенсию, но если бы я попытался снять номер в «Сурмоне», козыряя курткой и брюками довоенного образца, ключаря могла запросто хватить кондрашка.
А так меня приняли как родного, и я позволил себе малость покапризничать у стойки, дескать, органически не перевариваю солнечные номера, окна во двор ненавижу, выше третьего этажа вообще жить не могу. Ключарь льстиво поддакивал, с энтузиазмом заявил, что на втором этаже как раз есть свободный люкс, окна по фасаду, это именно то, что нужно. Заплатив полтораста наличными и предъявив удостоверение Севдина Хопаши, я снял номер на три дня. Теперь придется покупать себе новые документы, но уж это не та проблема, из-за которой можно рвать на себе волосы. И щегольский чемодан, который бодро втащил в номер почтительный коридорный, придется оставить на потребу полицейским ищейкам. Хотя в нем, кроме предусмотрительно захваченных на проселке двух булыжников, лежали моя старая куртка и почти не рваные брюки. А я человек по натуре сентиментальный и не люблю расставаться с вещами, которые долго служили мне верой и правдой.