Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья

— Этот камень можно передавать по наследству, а если родственников нет или им не нужен камень на фортепиано — его можно бросить в океан или положить на берегу среди других камней. Волны будут ласкать его и шептать колыбельные. Это как продолжение жизни. Я люблю камни. Мне кажется, у камней есть душа и они способны чувствовать. Когда я доделаю статую Матери Шанти, это будет ее второе рождение.

— Но ведь статуя делается не из пепла Матери, — сказал Люк.

— Ее пепел развеяли над Санвиллем. И теперь Мать присутствует здесь везде. В каждой песчинке, каждом дереве и листочке, — ответила Ратха.

— Да, в этом что-то есть, — задумчиво согласился профессор. — Если бы я знал, что превращусь в камень, о котором кто-то будет заботиться, было бы не так страшно умирать.

— Вы здесь настолько одиноки или… неужели вы боитесь смерти, профессор? Прожив столько лет в Санвилле и ежедневно работая над своим сознанием? Ведь там, — Люк показал пальцем в потрескавшийся потолок профессорской комнаты, — там вас ждет встреча с Великой Шанти и вечное блаженство.

— Видите ли, Люк, сознание ученого постоянно сомневается во всем нематериальном, несмотря на то, что я над ним, как вы выразились, работаю. Но все-таки больше всего мне не хочется, чтобы на пути превращения в камень или пепел полуголый индус разбивал мой череп поленом, пока тело горит в огне на глазах у вас, дорогие друзья.

— Бросьте, профессор! — сказал Люк. — По мне, нет ничего хуже мерзких, скользких червяков, пожирающих тело — Храм Души, который вы при жизни лелеяли, не жалея мыла, кремов и дезодорантов. Люди помоложе разглядывают себя в зеркале при любой возможности. Старики, наоборот, избегают зеркал, чтобы не видеть обвисшего фасада увядающего храма и потрескавшейся штукатурки. Ведь душа стареет гораздо медленнее тела, а у некоторых не стареет вовсе. И все-таки абсолютное большинство и молодых и старых любят свои телесные оболочки, какими бы они ни были, доставляя им удовольствие при каждом удобном случае. Потому что, пока мы живы, мы ощущаем себя со своим телом единым целым, и большинству из нас не все равно, что будет с телом после смерти. Согласен, кремация на открытом огне — зрелище не из приятных. Но только для нас, испорченных Большим миром и его предрассудками людей. А индусы не находят в этом зрелище ничего особенного, они видят костры шмашанов с детства. Но главное — они искренне убеждены, что только так душа способна обрести новое тело или вечное блаженство.

— Что ж, господа, как бы то ни было, в любом случае нам повезло. Нам удалось пожить в этом мире, каким бы несовершенным он ни был, и, я думаю, это лучше, чем вовсе никогда не появиться на этом свете и не узнать его, — сказал Мигель.

А я, в очередной раз поймав себя на дежавю, снова подметил, что всех людей в конечном счете волнуют одни и те же вещи. Кем бы они ни были и где бы ни находились.

— И пока мы живы, у нас найдется масса более интересных занятий, чем обсуждать то, от чего лично у меня портится настроение. Поставьте-ка чайку, Ратха! И какую-нибудь бодрую пластинку! — закончил Мигель.

Но Ратха его не услышала. Я давно заметил, что она слышит только тогда, когда хочет. И если в данный момент ей не хочется заваривать чай и ставить пластинку, она просто игнорирует просьбу, как будто Мигель обратился не к ней.

— Мигель прав, — сказал я, зная, что Канте также неприятны эти разговоры. Она обхватила колени, уперев в них подбородок, — хватит об этом. Андрей Дмитриевич, вы давно обещали показать вашу лабораторию. Мне кажется, самое время.

— Да, профессор, как там ваши поиски гена агрессии? Что-то давно вы ничего об этом не рассказывали, — поддержал меня Стивен.

Полозов выдержал паузу. Обвел взглядом комнату, словно проверяя, не зашел ли к нему сегодня в гости кто-то лишний. Снял зачем-то очки и снова их надел.

— Хорошо, — неожиданно просто ответил он. — Сегодня я вам кое-что продемонстрирую.

Всех удивила легкость, с которой Полозов согласился открыть лабораторию, где никто из присутствующих никогда не был. Тайну своих опытов профессор тщательно оберегал. Из-за этого внутри общины ходит множество самых невероятных слухов о том, что находится за белой, усеянной мелкими трещинами дверью. Даже лицо Канты, до этого равнодушное, засветилось нетерпеливым любопытством. Ратха радостно захлопала в ладоши.

Полозов подошел к двери, достал из кармана светлых льняных брюк маленький ключ. Торжественно поднял его над головой, словно собираясь проделать с ключом какой-то фокус. Затем вставил его в замок. Дважды повернув ключ, Полозов нажал на изогнутую медную ручку и толкнул дверь:

— Прошу! — сказал профессор и первым шагнул в темноту. За ним вошли Мигель со Стивеном, затем Ратха и Люк. Мы с Кантой замкнули шествие в лабораторию ученого, собирающегося излечить человечество от агрессии, как от холеры или чумы.