Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья

Канте дали двухкомнатные апартаменты с небольшой кухней в соломенно-глиняном доме. Снаружи он покрыт штукатуркой, выкрашен в желтый цвет и выглядит как каменный От прежних жильцов остались висеть на стенах самодельные календари, какие-то рисунки и изречения Великой Шанти на транспарантах. Судя по календарям, здесь уже год никто не живет. О судьбе прежних хозяев Канте ничего не известно. Я сложил ее вещи в угол и попрощался.

— Придумай что-нибудь, — сказала она мне вслед, когда я закрывал дверь. — Я люблю тебя…

* * *

Иногда во сне ты не знаешь, что спишь. Кошмар бывает настолько реален, будто все происходит на самом деле. Ты щипаешь себя, чтобы проснуться, и не можешь. И тогда убеждаешься, что сон — это явь. А когда все-таки тебе удается вернуться в этот мир, проснувшись, радуешься, что настоящая жизнь — здесь. А там был мир снов… В этом бывает очень сложно разобраться. Потому что сон — это другая реальность, раз в нем можно ощущать свое тело так же, как в этом мире. Никто не может гарантировать, что все, что с нами сейчас происходит, происходит на самом деле, и нет еще какой-нибудь потайной дверцы в лабиринтах нашего сознания. Отличие сна от реальности только в том, что сны бывают хаотичны или, наоборот, повторяются. А реальность — как сериал, где никогда не знаешь, чем закончится очередная серия.

Мне снится Ольга. Они улыбаются мне с Ольгой Ивановной и предлагают чаю. На Ольге — вязаные носки и пуховый платок. Она выглядит очень трогательно. Я отказываюсь от чая, и Ольга уходит в комнату прошлого. А потом — взрыв, фрагменты тел, я лечу в пропасть. Ищу кольцо парашюта и не нахожу. Земля совсем близко. Вдруг понимаю, что кольцо в руке. Рву его от себя, но купол не раскрывается. В «соты» попал снег, стропы замерзли, и чехол не может сойти с купола, бьется надо мной длинной кишкой. Отцепочных замков на этом типе парашюта нет, а резать лямки ножом не успеваю. Земля, раскачиваясь, несется навстречу. Чехол над головой крутится пропеллером — «запаску» бросать бесполезно, она обязательно намотается на нераскрывшийся купол. Но надо пробовать. Других вариантов нет. На высотометре пятьсот метров. Четыреста. Почему-то совсем не страшно. Наверное, из-за времени. Когда его нет — страха тоже нет. Ведь на страх нужно время. Планета совсем близко, до нее секунд восемь. Хватаю кольцо запаски. Но тут упругий встречный поток с треском разрывает чехол, и из него вываливается купол основного парашюта. В глазах темнеет от спасительного удара раскрывшегося, но еще не до конца наполнившегося купола. Четыре секунды. Прижимаю к животу купол запаски, чтобы не запуталась в основном. Ее ранец все-таки успел раскрыть прибор. Две секунды, купол почти наполнился. Удар. Падение смягчил огромный сугроб на краю аэродрома.

Это был двадцатый прыжок. Мне было семнадцать.

— Я пришла за тобой, — говорит Черная Пантера и кладет лапу мне на грудь так, что стало трудно дышать.

— Расслабься, так будет лучше, — у большого Черного Пса приятный баритон.

— Рахмат, — говорю боевикам волшебное слово, и они опускают оружие.

— Ты же не женщина, чтобы своим ушам верить, — шепчет мне прапорщик, которого душманы прозвали Девана, что означает — «псих, ненормальный», — посмотри сам, — и протягивает бинокль ночного видения. Я вижу караван душманов, переправившихся через Пяндж. Они совсем рядом с нами, в нескольких десятках метров.

— Огонь, — также шепотом командует старшина и первым дает очередь.

— Как думаешь, ногу мою сожгли или закопали? — трясет меня Степан.

— Тело надо обязательно сжечь, чтобы душа соединилась с Великой Шанти! — говорит Лакшми.

— Предать земле! Только земле! — орет доктор в окровавленном халате. — Трупы не брать, мать вашу! Не довезем!

— Мир — это раненая ядовитая змея! — сурово говорит Хлоя.

— Земля — это космический Алькатрас, где отбывают наказание души грешников, закованные в телесные оболочки, как в кандалы! — кричит бывший программист, одетый в клетчатую юбку.

— Мы все — герои компьютерных стрелялок! — смеется Зула и пускает себе пулю в висок.

— Почему вы все время отказываетесь от чая, Миша? — спрашивает Ольга Ивановна, а я думаю, как же ей идет строгий серый костюм с белой блузкой, хоть и давно вышедший из моды. Только пиджак слегка испачкан в побелке. Распахнулась комната жуткого настоящего, из дыры в стене повалил снег. Стало холодно. Я ищу Ольгу, но ее нигде нет.

Всю ночь меня мучил страх. Он подкатывал тошнотворным комом, ненадолго отпускал и снова душил, сильнее прежнего. Я метался в холодном поту, вскакивая и снова проваливаясь в обрывки снов, уже не отличая их от реальности. Иногда нащупывал пустую подушку Канты и вспоминал, что она ушла от меня. Но потом улыбался, понимая, что это кошмарный сон, накрывался одеялом с головой, ёжась от озноба, чтобы забыться в этом сне и поскорее проснуться в реальности, где Канта прижимается ко мне горячим телом, разметав по подушке каштановые волосы…