Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья

Глаза Хлои прожигают в моей футболке дыру сквозь толстые линзы очков. Кажется, из сощуренных бойниц вот-вот ударит луч лазера, чтобы испепелить меня.

— Я понимаю ваши чувства, Микаэл. Но ваша проблема в том, что вы никак не можете забыть стереотипы Большого мира, — сейчас Хлоя похожа не на черепаху, а на ржавый гвоздь, почерневший от солнца и тропических дождей. Она сидит напротив меня на стуле, вытянувшись в струну и стараясь держать осанку. Дэниел же небрежно развалился в плетеном кресле с чашкой кофе в руке. Он пока не вмешивается в разговор, лишь буравит меня своими черными, как у дьявола, глазами.

— У нас есть сомнения в искренности ваших мотивов. Вы инертны, не инициативны, не принимаете активного участия в жизни общины, — продолжила Хлоя. — Вы даже не пытаетесь медитировать, а лишь высиживаете положенное время в Серебряном Эллипсе. Да-да, мы наблюдаем за каждым членом общины постоянно и всюду. К тому же эти ваши сомнения в идеалах Санвилля, которые вы высказывали у профессора Полозова!

Дэниел спокойно отхлебнул кофе, будто не имел к доносу никакого отношения. Я думаю о том, как бы хорошо было выщипать его эспаньолку гибкой шпилькой от парашютного прибора, словно пинцетом, волосок за волоском. Так поступали у нас в армии с теми, кто не брился вовремя. А еще лучше — зажать его голову между коленей и насухо побрить вафельным полотенцем до мяса, пока от быстрого трения вместе с бородой не слезет кожа.

— Иногда от вас исходит агрессия, а это здесь вовсе недопустимо. — Хлоя будто прочитала мои мысли насчет Дэниела. Я попытался сделать лицо добрее и придал голосу оттенки кротости:

— Мы приехали сюда вместе с Кантой. Мы любим друг друга. Мне непонятно, почему мы должны жить врозь.

— Любовь между мужчиной и женщиной не может быть важнее идеалов общества. Это пережитки Большого мира. Частное не может быть выше общественного. Если хотите знать, слишком сильные чувства даже мешают концентрироваться и работать над сознанием. Любовь — такая, как вы ее понимаете, — один из неконтролируемых импульсов человека. Вы растрачиваете энергию на первобытные инстинкты в то время, как ее нужно посвятить Великой Шанти, божественному сознанию. Любовь должна быть свободной, лишенной эгоизма и чувства собственничества. Но не это сейчас главное. Мотив Канты для нас ясен и понятен. Она решила порвать с Большим миром, который принес ей много горя. А вас интересуют только ваши чувства к Канте, но никак не Санвилль.

— Если вы считаете, что мое сознание недостаточно очистилось, Канта могла бы мне помочь в этом, — возразил я.

— Оставлять вас вместе также неразумно, как обучать в одном классе детей разного возраста и уровня развития, — сказал наконец Дэниел.

— Вы должны доказать нам серьезность ваших намерений. В противном случае мы не сможем рекомендовать вас Совету общины в качестве жителя Санвилля, — заключила Хлоя и встала со стула, давая понять, что разговор окончен.

Меня душит бессильная злоба. Все происходящее кажется чем-то нереальным, дурацким сном или спектаклем в сумасшедшем доме. Кто-то решает за меня, могу ли я находиться рядом с Кантой. Разве это не насилие, против которого здесь выступают? О какой свободе личности можно при этом говорить? Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы окончательно все не испортить. До тех пор пока Канта принимает правила Санвилля, мне нечего противопоставить. Надо быть хитрее. Нельзя лезть напролом, иначе тут же окажусь за вратами этого «Рая» и больше никогда не увижу Канту.

Кроме Хлои и Дэниела при разговоре присутствует главный идеолог общины — Лакшми. За все это время она не проронила ни слова. Лишь когда Хлоя поднялась со своего стула, вытянувшись ржавым гвоздем, Лакшми сказала:

— Поймите нас правильно, Микаэл. Мы не вмешиваемся в ваши чувства. Но любовь к Канте не должна значить для вас больше, чем любовь к Великой Шанти. Только так вы сможете стать полноправным членом города Солнца, одним из нас. Потому что любовь к Шанти всех нас объединяет.

Я вышел из дома Совета общины, выкрашенного в коралловый цвет, и отправился искать Люка. Он прав. Пора действовать. Но вначале нужно успокоиться. Я уже на грани и могу наломать дров. Несправедливость и абсурдность происходящего раздирают меня, не дают дышать. Первое, что приходит в голову, — схватить Канту в охапку и увезти, но куда? Она впервые нашла на Планете место, где чувствует себя в безопасности после пережитого ужаса и горя.

Канты сегодня в доме Совета нет. Наверняка ее куда-то отправили, чтобы мы не пересекались, когда я попросил Хлою о разговоре.

Солнце печет настолько сильно, что кожу покалывают тысячи мелких иголок, как во время озноба. Уши сворачиваются в вяленые трубочки, и я ищу тень под раскидистыми баньянами, перебегая от одного дерева к другому.

Люка я застал на ферме. Он ковыряется с рассадой маиса, укладывая ее в ямки в специальных мешочках. Я все рассказал. Люк молча выслушал и какое-то время обдумывал услышанное. Пот капает с его длинного французского носа прямо на грядки.