Планета «Россия». Книга 1

В этот воскресный вечер, в парке атмосфера праздника. Слушая оркестр и танцуя с Полиной, Дмитрий всматривался в людей, запоминая их счастливые лица, их смех. Егоров расплывался в улыбке и люди вокруг отвечали ему тем же. Они улыбались, приветливо махали ему рукой, а девушки украдкой озорно подмигивали.

Но бывали вечера, когда Дмитрий игнорировал танцы. Не задерживаясь перед оркестром, он сразу входил в парк. Словно раненый зверь, уронив свою голову себе на грудь он подолгу либо бродил по его аллеям, либо из укромных уголков таясь наблюдал за гуляющими людьми. Потом словно в прыжке вдруг срывался с места и почти бегом покидал парк. Вбежав в ближайшую пивную, Дмитрий покупал сразу несколько кружек пива, покупал жирный кусок селёдки, проходил к свободному месту за высокой стойкой, и в окружении нетрезвых мужчин сделав первый глоток, перебрасывался, с кем-нибудь парой фраз, оценивая вкус холодного пива.

В такие вечера на Дмитрия накатывалась какая-то тоскливая жалость. Зная историю прошлого, Егоров вдруг начинал жалеть всех этих людей, окружающих его. После навалившейся на него нестерпимой тоски он переставал видеть вокруг себя их счастливые лица, слышать их радостный смех. В его ушах начинали звучать разрывы снарядов и бомб, а перед глазами появлялся агитационный плакат – «РОДИНА МАТЬ ЗОВЁТ». После таких приступов тоски и жалости Дмитрий обычно уже не возвращался ночевать в коммунальную квартиру, он ехал на какой-нибудь Московский вокзал и покупал билет на ближайший поезд вне зависимости от направления. Егоров входил в вагон и упав на своё место засыпал беспокойным, пьяным сном. Очнувшись поутру в вагоне среди сонных пассажиров Дмитрий ждал, когда чипы просемафорят о переброске в настоящее. А дождавшись заветного мерцающего сигнала на своих безымянных пальцах исчезал на глазах изумлённых попутчиков.

17 августа 2014 года. Москва.

Сонная Женя Алёхина в пижаме вошла в кухню. За столом с чашкой кофе в руке сидела тётя Наташа. Мама сестры Маши, родная сестра Жениного папы. Допив кофе, тётя Наташа вытирала салфеткой следы губной помады на пустой чашке.

– Привет племяшка. Как спалось?

Женя прошла к столу, села на стул.

– Хорошо… Даже что-то приснилось.

– Как там отец?

– Тянет лямку.

Тётя Наташа посмотрела на часы.

– Ууу… Опаздываю.

– А Вы, куда тётя Наташа? Сегодня ведь воскресенье. Я думала, мы вместе побудем.

– Извини Женечка. Меня пригласили загород. Ещё успеем налюбоваться друг дружкой.

– Так рано же ещё.

– Посмотри на часы, уже почти десять. Это вы с Машкой горазды спать. Наверное, полночи в интернете сидели?

– Типа того.

– Пока доеду. Пробки будь они не ладны даже в воскресенье… Власти Москвы, словно слепые.

– Вы о чём? Почему слепые?

– Да я о пробках.

– Может они просто не в состоянии решить эту проблему.

– Или не хотят.

– А, что у вас есть готовое решение?

– Я женщина, но и то понимаю. Нужно в Москве запретить левый поворот…

– Ааа?

– Только направо.

– А как всем ехать?

Тётя Наташа ладонью руки изобразила маршрут движения автомобиля.

– Я же езжу. Всегда поворачиваю только направо. Да, объезжаю квартал или два, потом прямо, потом поворот, но только направо, и я на месте. Так и живу налево ни ногой, ни колесом.

Тётя Наташа улыбнувшись встала и начала собирать со стола посуду. Женя остановила её.

– Я уберу.

Тётя Наташа послушно поставила посуду обратно на стол.

– Чем думаете с Машкой заняться сегодня?

– В центр поедем, на Красную площадь сходим. Обычная программа посещения столицы.

Подойдя к двери, тётя Наташа обернулась.

– Так… Продукты в холодильнике, сами себе что-нибудь приготовите. Я побежала. Буду поздно. Ложитесь, меня не ждите.

Тётя Наташа вышла из кухни. Женя принялась убирать посуду со стола.

Ваше будущее. Москва.

Сегодня в результате природных аномалий Москва стала прибрежным городом, с прекрасными пляжами и океанскими причалами.

В Подмосковье на берегу океана, на горячем песке полукругом устроилась группа людей. С побережья в мареве жаркого дня виднелась Москва, угадывались очертания Кремля, блестели под солнцем купола Храма Христа Спасителя, вытянувшись по стойке смирно стояли небоскрёбы делового города.

Перед группой людей выступал человек тридцати восьми лет, худощавого телосложения, среднего роста.