Планета семи масок

Фантастической сатире Робера Мерля «Охраняемые мужчины» (1974) не повезло вовсе не из-за политических резонов. Испугал отечественных цензоров… ну, конечно же, секс! (Что за «зверь» может быть страшнее в тоталитарном обществе?) Между тем, собственно «секс» (в смысле клубнички) в романе практически отсутствует, а речь идет, как ни странно, все о той же политике. Мерль пророчески продолжает в недалекое будущее ситуацию, которая, на мой взгляд, не всеми замечена и сегодня, хотя сегодня уже отчетливо видны на горизонте картинки еще одной антиутопии, сравнимой с замятинской или оруэлловской, но «подкрадывающейся» более, что ли, незаметно. Французский писатель рассказывает о мире, в котором «сексуальная революция» свернула с проторенной колеи (а может быть, это и должно стать ее логическим завершением?): к власти пришли воинствующие феминистки — и им есть за что мстить угнетателям-мужчинам!.. Для нас роман пока остается «фантастическим», но вот как он читается сегодня в Америке, ума не приложу — как актуальный политический комментарий на злобу дня? Как бесплодные сетования — когда «поезд ушел»?..

Ранним фантастическим произведениям Пьера Буля изначально опустила шлагбаум перед нашими издателями треклятая политика.

О Буле-фантасте заговорили уже после выхода его сборника рассказов «Абсурдные истории» (1957). Спустя год писатель публикует небольшую повесть «Е = МС», один из ранних примеров «альтернативной истории» в мировой фантастике, где любовь будущего автора «Планеты обезьян» к парадоксальному доказательству «от абсурда» проявилась в полной мере. Буль задает исходную ситуацию следующим образом: группа ученых — ядерщиков в середине сороковых годов отказывается от участия в создании бомбы и ставит перед собой цель противоположную

— превращение энергии в материю. Однако знаменитое уравнение Эйнштейна, вынесенное в заголовок, жестоко и действует «в обе стороны»

— как жестоки и социальные уравнения в мире, в котором трудятся ученые-идеалисты! В результате и в этом альтернативном мире Хиросима не избегла своей участи, погребенная под неведомо откуда взявшимися грудами урана.

А потом была «Планета обезьян» — по-видимому, случайно прорвавшаяся к нашему читателю…

Нет нужды пересказывать сюжет этого хорошо известного романа, подчеркну лишь, что и это — фантастика по сути политическая. И потому история самой книги — первых откликов на нее, ее публикации у нас — стоит того, чтобы о ней напомнить.

Мрачная басня о человечестве, захлебнувшемся в болоте им же созданных вещей и в конце концов уступившем планету эволюционировавшим обезьянам, отечественными инстанциями (от которых тогда всецело зависело, что печатать) была однозначно — и, в общем, справедливо — расценена как произведение антибуржуазное. И только. А потому — достойное публикации. Никаких иных пластов, к счастью, тогда не заметили — и книга, в которой всем сестрам роздано по серьгам, увидела свет на русском, заразив думающего читателя тревогой, весьма далекой от конъюнктурных целей «контрпропаганды» (интересно, кто-нибудь из читающих эту статью помнит это слово?).

Цивилизация на Земле в равной мере погибла от скудоумия «тех» и «этих» — за случившееся ответственны обе главные политические силы на планете, не желавшие ни пяди уступить сопернику. Буль сказал это практически открыто, его черный гротеск для своего времени был, казалось, так прозрачен — однако и у нас, и у «них» для сатирических стрел писателя предпочли разглядеть лишь одну цель. О «наших» я уже сказал, но поразительно, что и в авторитетном французском еженедельнике «Экспресс» роман Буля был назван «фантастическим сновидением, математически — логичным и… безопасным». Между прочим, поистине всемирной славой роман обязан, как водится, американской экранизации — с последующими кинопродолжениями (к Булю вообще никакого отношения не имевшими). Эффектный костюмированный (правильнее сказать — «гримированный», ибо львиная доля успеха пришлась как раз на запоминавшиеся обезьяньи маски) боевик не «осерьезнивает» даже ударный финал: полузасыпанная статуя Свободы на границе радиоактивной пустыни, однозначно указующая на местоположение «планеты обезьян». Подмена очевидна — более обкатанная ядерная катастрофа вместо «катастрофы вещей» в романе Буля.

Следующие его книги — «Сад Канашимы» (1964), «Уши джунглей» (1972) и «Левиафан» (1975) — заметно уступают «Планете обезьян», хотя и подтверждают «серьезность намерений» ведущего французского прозаика в отношении политической фантастики.