Планета шампуня

— Тайлер, я хочу сидеть в тени, — говорит Стефани и вдруг взвизгивает, по-французски обругав кого-то, кто «пульнул» в нее из водного пистолета. — За—шшем в меня стреляют. Я тут шшу-жяя. Это так неприятно!

— Если тебя полили — считай, сделали комплимент. Пацаны стреляют из своих «Калашниковых» только в тех, кто им понравился. Кто к вечеру мокрый, тому почет и уважение.

Я вместе с какими-то туристами стою в тенечке позади лотка с мексиканской едой. Стефани выходит из туалета, откуда только что слышались возмущенные возгласы.

— Что за шум? — спрашиваю я.

— Четыре девушки застали свою подругу, когда она брызгала водой себе на рубашку. Наверно, ей хотелось думать, что она всем понравилась.

Скрываясь за черными очками, Стефани мало-помалу уходит в какой-то свой собственный мир, и где бы он ни был, этот мир, меня туда больше не допускают. Порывшись в сумке-кошельке на поясе, я возвращаюсь к своей теперь уже неотвязной привычке писать фломастером на купюрах:

ПРЕДСТАВЬТЕ, ЧТО БЫ ПОДРУЖИЛИСЬ С ЧУДОВИЩЕМ

ГДЕ БЫ ТЫ НИ БЫЛ, ПОБЛИЗОСТИ ВСЕГДА РАБОТАЕТ ДВИГАТЕЛЬ

ОТРАСТИ ХВОСТ

ВСЕ МЫ — ТЕМАТИЧЕСКИЕ ПАРКИ

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРЕЖДЕ ВСЕГО ДЛЯ СКОТОВ

Еще недавно мне нравилось приобщать Стефани к безудержности и безоглядности Нового Света, но от меня не укрылось, как в процессе этого радостного приобщения наметился некий сбой, что-то вроде скрытого генетического недуга, который теперь, на поздней стадии, заявил о себе уже со всей очевидностью. Сбой этот вот в чем: поскольку Стефани не родилась здесь, ей это «здесь» никогда не понять.

— В Калифорнии кто-то встречает кого-то, кого он не видел два года, — рассуждает она, пока мы едем назад с пляжа, — и что они говорят друг другу? «Ну и кто ты теперь? Какую веру теперь исповедуешь? Какие у тебя новые пристрастия в одежде? Какие предпочтения в еде? Кто теперь твоя жена? Какой у тебя дом? Куда ты переехал? В какие новые теории уверовал?» Если ты не изменился до неузнаваемости, друзья будут разочарованы.

— Ну и? — спрашиваю я.

— Ты ничего ненормального не видишь в такой переменчивости?

— А что тут ненормального? По-моему, это здорово, что мне позволено хоть каждую неделю придумывать себя заново. — В этот момент я замечаю, что в квартале, через который мы проезжаем, целых три магазина игрушек, и в витрине каждого выставлены всякие плюшевые зверюшки, на что я и обращаю внимание Стефани. — Не иначе тут поблизости онкологическая клиника, — резюмирую я.

— Почему?

Анна-Луиза, думаю, поняла бы. Жаль, мне теперь не с кем поговорить по-телемарафонски.

Мы подъезжаем к нашему дому, когда от него отъезжает съемочная бригада шестичасовых новостей. Полиции уже нет. Мистер Мур, в смокинге и шейном платке, впервые за несколько десятилетий наконец-то попавший в кадр, не чуя под собой ног, подбегает к машине и сообщает нам, что кости в штукатурке собачьи и кошачьи, а по возрасту — ровесники немого кино, что совпадает со временем постройки дома.

— Даже ошейники нашли. Теперь разгадана тайна, над которой бились полвека. Тогда чуть не половина домашних животных в Бель-Эре бесследно исчезла. Как сквозь землю провалились. Представляете — я теперь владелец исторического здания! — И мистер Мур отходит в сторону, бормоча больше себе самому, чем мне и Стефани, что, может быть, даже удастся получить у городских властей разрешение на мемориальную доску.

Мы медленно, озираясь, заходим в нашу квартирку — нас словно со всех сторон обступают навеки застывшие «мяу» и «гав», вмурованные отныне в наши стены, и нам уже не вернуть простодушное неведение, позволявшее ощущать себя в этих комнатах как в надежном укрытии. Потом Стефани срочно идет в ванную смывать с себя солнцезащитный крем. А почистив перышки, она решительно устремляется к телефонной будке на углу звонить Ла-Шанне и Джасперу. Вернувшись, она извещает меня, что вечером мы идем ужинать в ресторан — она приглашает.

— Приятный сюрприз, — говорю я.

— Да, — откликается она. — Не пожалеешь.

— И где же?

— «У Мортона».

— «У Мортона»? Тебя что, утвердили на роль Господа Бога?

— Один друг Джаспера заказал для меня столик. Следующие несколько часов заняты приведением себя в надлежащий вид: сперва интенсивная головомойка — киноиндустрия обязывает. Волосы будут уложены пенкой а-ля Кори Бествик, звезды полюбившегося Дейзи нового подросткового кинохита «3а руль еще рано». Одежда: простой блейзер с итальянским галстуком — очень в духе киногорода. Обувь? Туфли — клоны великосветской обувки.

Стефани тоже при деле — в порыве прежде за ней не наблюдавшейся домовитости она аккуратно складывает свою одежду и всякую мелочь, до сих пор вечно разметанную, как птичьи шлепочки, по нашей микроквартирке. И я рискую предположить, что она наконец почувствовала себя дома.