Спустился во двор и понял – зацепили, и много. Бойцы тащили кого-то на руках, суетились маги, несколько тел – хорошо, если чужих, валялись под стеной.
– Кто ранен? – Вок крикнул, не успев подойти.
Ему не ответили. За углом башни лежали двое. Своих. Еще один стоял, но рука у него свисала плетью. Располосованная вдоль на лоскуты, она пугала больше лежавших тел. И капала крупными каплями крови.
Вок заставил себя сделать шаг, взглянул на ошметки конечности. Потребовал веревку и наложил жгут. Сбоку высунулся один из магов с возгласом «отрезать надо!». Вок и сам подозревал, что надо, но понятия не имел каким образом за это взяться. Да и не решился бы, наверное. Повернулся к говорившему:
– Умеешь?
– Ну. Знаю как.
– Действуй, – скинул ответственность граф. – Я другими займусь.
Наклонился над лежавшим солдатом: ни крови, ничего. Спросил коротко:
– Что?
– Со стены, – с трудом прохрипел тот.
Вок пошевелил ему руки, ноги. Раненый не застонал и не дернулся, эти кости уцелели. Внутренности отбил? Или ребра сломал, позвоночник? А что с этим можно сделать? Да ничего. Поискал глазами мага, он как раз занимался ампутацией, разложил руку раненого, ее ошметки, на колоде и мобилизовал воина, того, похожего на икону. Копейщик уже замахнулся мечом. У Вока чуть не вырвалось «Стойте!», но граф де ла Коста подавил крик. Заметил – лица у всех троих будничные, только раненый сжал другой кулак до белизны. Обычная средневековая медицина, гарантированная гангрена – большее зло.
На глаза попался еще один маг, самый на вид молодой. Вок ткнул пальцем в своего пациента:
– Этому лежать. Без постели. На плоском. Укрываться можно.
Все, что знал про травмы позвоночника, рассказал – лежать на твердом, шевелиться поменьше. Повернулся ко второму, накрытому с головой одеялом, стащил его. Вобейн! Оглушило, даже замер на секунду. Штаны тормозного витязя покрывала запекшаяся кровь. Вок вытянул кинжал, вспорол грубую ткань. Глубокий прямой разрез шел от паха почти до стопы. Свежей крови не выступало, мясо и сгустки старой, свернувшейся. И белый коленный сустав, торчавший из раны. Вок послал к себе, за приготовленной бутылью с физраствором. Зашить? А толку? Вобейна трясло, на лбу блестел пот. Когда-то Вок на спор объехал за день три донорские станции, потом, с зайчиками в глазах, отработал тренировку. Спор выиграл, трясло так же, и пот выступал совсем не такой, как у нормально работающего тела. Диагноз понятен – кровь кончилась. Добавить бы, но переливание здесь такая же фантастика, как пересадка сердца. Даже волшебный физраствор влить нечем, а он бы, наверное, помог.
Вок взялся зашивать, чтобы не стоять, что-нибудь делать. Вобейн не дернулся ни разу, смотрел вверх. Граф де ла Коста работал руками, стараясь ни о чем не думать. Четыре стежка, вставить медную трубочку, еще четыре, еще трубочку. Сколько стежков надо – неизвестно. Счет этот вообще от фонаря. Керосинового. Которого здесь тоже не придумали, наверное. А трубочки для выхода гноя – их прихватил в тот раз на базаре, даже не спросив, как называются и для чего на самом деле предназначены. Прокипятил тогда и упаковал, уже в крепости приказал прокипятить еще разок. Закончил, поднялся на ноги, повернулся к мальчишке-магу:
– Укрывать, много поить. И женщин мобилизуйте, с ранеными они справятся.
Полез на стену – тишина. Городок кипел от вражеских войск, но крепость получила передышку. Почему? Казалось, у врагов хватило бы народа на круглосуточный штурм. Всей толпой не навалишься, места нет, так уж твердыня поставлена, но меняться по кругу ведь можно. Непонятно, может, Онтог объяснит?
– Где Онтог? Позовите его.
– Он там, – показал в сторону внутренних построек попавшийся под вопрос лучник. – Не придет.
Что стряслось? Тоже проблемы? Вок спустился по лестнице, пошел вдоль под галереей. Нашел. В самом углу, там, где крепость прилепилась к скале, нашел. Тело как раз снимали с кола, на которое оно накололось, падая со стены. Накололось уже мертвое, голова болталась на полуперерубленной шее. Вот оно! Вока будто в живот ударили. Единственный разумный человек, привязаться успел к нему, и вот… Резко развернулся, назад к делу. Делом заняться, не стоять здесь. И не заплакать, не заплакать на глазах у всех. Слезы действительно подкатывали, нервный срыв, не иначе. Пошел, побежал к раненым. Оба уже лежали на нарах в казарме, тут же затащили еще одного. Сколько здесь окажется?
Нагнулся к Вобейну, дыхание у того было мелкое, частое, дергающееся. Нащупал пульс. Не сразу – раньше ведь делал это на тренировках, привык к мощным толчкам. А тут дрожащие, неравномерные, да почти их и нет. Взглянул еще раз. Роскошные усы неуместно топорщились на мраморно-белом лице. Умирает. Еще один, не друг, нет, но заметный человек, вояка, тормоз, в конце концов. К горлу опять подступило, но на этот раз хотелось кричать. Вок выскочил во двор и, матерясь по-русски, полез на стену. Во все легкие обругал врагов, возившихся в отдалении. Не помогло, не отпустило. Что бы такое сделать? Сжечь бы их напалмом!