– Вторсырье должно идти туда, где дешевая рабочая сила. Это верно. Пусть в Индии дешевая рабочая сила, однако перевозка туда стоит семь центов за фунт, а в Китай – два цента за фунт. Значит, сырье пойдет в Китай, если только цена в Индии не будет выгодней.
– А так [чтобы в Индии цена была лучше] почти никогда не бывает, – замечаю я.
– Да, это редко.
Наоборот, почти всегда китайская цена, определяемая отчаянным спросом, выше, чем в Индии. Но даже если цены оказываются примерно равны, стоимость транспортировки из Лос-Анджелеса в Яньтянь существенно ниже, чем стоимость перевозки до главных индийских портов, принимающих металлолом с Западного побережья США. Причина разницы проста: Индия попросту не экспортирует много товаров на Западное побережье США. Пока этого не произойдет, у судоходных компаний нет стимулов устраивать скидки для контейнеров, следующих из Лос-Анджелеса в Мумбай.
Однако Индия экспортирует огромное количество продовольствия и других товаров в богатые страны Ближнего Востока. Богатым ближневосточным странам еще больше, чем американским, европейским или японским партнерам, не хватает товаров, которыми они могли бы заполнить контейнеры при обратной перевозке (ведь нефть перевозят танкеры, а не контейнеровозы). Но, будучи богатыми, они производят много отходов – причем при пересчете на душу населения намного больше американцев.
Поэтому неудивительно, что большую часть грузов из Дубая в Индию составляют макулатура и металлолом. В зависимости от времени года стоимость обратной перевозки может быть всего $200, а время доставки – всего три дня. Напротив, обратная транспортировка из США в Индию может стоить в семь раз дороже, а переход через Тихий и Индийский океаны занимает шесть недель. Другие страны Ближнего Востока (особенно Саудовская Аравия) производят еще больше отходов, и в совокупности вторсырья с лихвой хватает на обеспечение достаточно умеренных (по сравнению с Китаем), хотя и растущих потребностей Индии в сырье.
Я описал не полную картину судьбы вторсырья, поскольку реальность более сложна: появился поистине всемирный рынок старых товаров. Африка экспортирует большое количество отходов в Китай; Китай экспортирует отработавшие телевизоры в Южную Америку; Южная Америка направляет лом проводов в Китай. И все это мировое вторсырье до последнего куска двигается в соответствии с тем, кому всего нужнее и кто перевозит всего дешевле. Доказательства моей теории можно найти повсюду, но наиболее ясно они открылись мне в Латунном городе.
Август 2010 года. Вечер. Над индийским городом Джамнагар сгустились грозовые тучи. Я сижу в джипе последней модели, которым управляет Сунил Панчматийя – некогда местная звезда крикета, превратившийся в успешного импортера латунного лома. Он объезжает грязные выбоины и бредущий скот, отчего джип раскачивается, подобно судну. «В Джамнагаре 14 фабрик делают ниппели для камер, – кричит он сквозь шум. – Больше всех в мире!»
Я держусь за ручку двери и киваю. За три дня пребывания в этом городе на северо-западе Индии с населением 800 тыс. человек меня неоднократно впечатляло то, что Джамнагар скрепляет мир. Латунные пряжки для ремней, латунные зажимы для ручек, латунные наконечники для шнурков – все производится в Джамнагаре и в бо́льших количествах, чем в любом другом месте на планете, причем – самое главное! – производится из металлолома. Вот почему я здесь: много лет мне рассказывали об этом загадочном месте, где от 3 до 4 тыс. (в зависимости от рассказчика количество менялось) мелких мастерских трудятся над изготовлением разных повседневных вещиц из импортируемого латунного лома.
Добро пожаловать в Латунный город.
Сунил поворачивает направо, и мы останавливаемся в узком дворе, окруженном одноэтажными бетонными зданиями со следами дождей и сажи на фасадах. Лысеющий и слегка грузный мужчина, приближающийся к среднему возрасту, выбегает из одной двери, мчится через двор к другой и жестом приглашает нас присоединяться. Мы вылетаем из машины под дождь, и, пока добегаем до двери, я успеваю заметить латунный лом в углу двора: краны, подсвечники, вазы – примерно то же, что обычно покупал мой отец в Миннеаполисе. Из всех кодовых обозначений ISRI наиболее подходящим мне кажется слово, выбранное для этого материала: Мед. Когда вы смотрите на теплую латунь под дождем, она напоминает грязное золото.
Я оказываюсь в бетонном помещении со слабым зеленоватым светом. Пять худощавых гибких мужчин окидывают меня взглядами со своих рабочих мест за устройствами размером со швейную машинку – щелк-щелк-щелк – расположенными по периметру комнаты. Затем они возвращаются к работе. На полу я вижу кучи кусочков свежеобработанной латуни размером с патрон. «За год они делают два миллиона ниппелей», – сообщает мне Сунил.
Пузатый тип средних лет закуривает сигарету и протягивает мне свою визитку, однако просит не называть его имя. Впрочем, название компании можно: Jayesh Impex Pvt Ltd.
– Мы уже закончили дневную плавку лома, – говорит он, – так что вы можете посмотреть только на производственную часть.