Планета свалок. Путешествия по многомиллиардной мусорной индустрии

Не все машины шли в утиль. Порой люди по непонятным причинам бросали вполне исправную машину, а иногда избавлялись от автомобилей с совершенно «живыми» шинами, колпаками, дверцами, хромированными бамперами и другими деталями, которые годились для повторного использования. Мы все равно их плющили – мы же были базой по утилизации, а не автосервисом – однако отец позволял работникам снять неповрежденные части и забрать домой (они бы и без разрешения все равно забирали). После работы я видел эти части – бамперы, рулевые колеса, трансмиссии – на задних сиденьях и в кузовах пикапов, отправлявшиеся в путь к реинкарнации.

Американская индустрия вторсырья в основном занимается не повторным использованием, а отправкой в переработку. Но в США не всегда дела обстояли таким образом: мой прапрадед искал то, что можно было начистить и перепродать. А уж в развивающихся странах, куда идет много американского лома, в Китае, в Индии, по всей Азии и Африке импортеры, открывая прибывший контейнер с металлоломом, перво-наперво ищут то, что можно починить и перепродать, и только потом думают о переплавке. В конце концов, молоток стоит больше в виде молотка, а не в виде куска стали. Однако в странах, где отходы делятся всего на две категории (одни попадают в контейнер для вторсырья, а другие – в контейнер для мусора), это различие в основном утеряно.

Где же контейнер для повторного использования?

Разумеется, на вашей кухне такого контейнера нет. Он неуместен в одержимом идеей морального устаревания обществе, где многие люди просто не могут себе позволить пользоваться четвертым айфоном, когда в мире уже выпустили пятый. Но это не означает, что такого контейнера вообще не существует. Просто он располагается в развивающихся странах, где старые вещи, ранее принадлежавшие американцам, европейцам и японцам, ремонтируются и получают новую жизнь. Такая практика может вдохновляться бедностью, но прагматизм превратил ее в индустрию.

Тайчжоу – многомиллионный город, расположенный в 265 км к югу от Шанхая, – возможно, сердце китайской индустрии повторного использования. Я отправился в его порт, чтобы посмотреть, где все начинается, но тут мало что напоминает о повторном применении чего бы то ни было. Между судами, пришвартованными к пирсам, и новыми роскошными высотными зданиями у бетонных проходов к причалам находится огромная бетонная площадка шириной с футбольное поле[55] и длиной метров 400. Дни напролет люди сметают с этого бетона крохотные металлические фрагменты между длинными (в 35 м) кучами металла (там все: от дверей холодильников до автомобильных тормозов), которые возносятся на пятиметровую высоту. Эти груды выглядят как мусор – даже для моего пристрастного глаза. Однако с ними обращаются определенно не как с мусором. Перед каждой стоит столбик высотой по пояс с написанным от руки текстом в рамке. В тексте указаны люди или фирмы, купившие эту кучу, и дата прибытия ее содержимого в порт. Поблизости обычно есть хибарка размером с уличный туалет, где сидит охранник, ждущий грузовики, которые должны забрать кучу на сортировку.

Каждая из куч весит 600–800 т, и это лучший японский экспортный товар для растущего предприимчивого мегаполиса в 6 млн жителей. Владельцем той груды, которой я восхищаюсь, является Ши Тун Цюй – худощавый мужчина под 40, с жесткими чертами лица, в больших дизайнерских солнечных очках, одетый в серую рубашку поло, новые голубые джинсы и сияющие черные туфли. Куча металла обошлась ему в $400 тыс., выплаченных авансом, и в стоимость полета в Японию, где он контролировал погрузку металла на баржу. Он совершает такие поездки четыре-пять раз в месяц. Но они окупаются: такую прибывшую в Тайчжоу кучу он реализует за наличные за пару недель, и прибыль обычно составляет 10 %.

Повторяйте это 30 или 40 раз в год – и вы обязательно немного заработаете.

Я здесь в качестве гостя Дэвида Чиао – американского торговца металлоломом тайваньского происхождения (и вице-президента базирующейся в Атланте группы Uni-All Group). Они с Ши – партнеры по предприятию, где обрабатывают металл, который Чиао покупает по всему миру (кроме Японии – этим рынком Ши занимается сам). Дэвиду около 55, но в нем есть мальчишеское любопытство, характерное для людей, занимающихся вторсырьем. Конечно, он работает ради денег, но он явно очарован тем, как старый металл – будь он с домашней базы в Атланте, из его любимых мест в Скандинавии или с японской свалки – превращается во что-то новое и блестящее.

Ранее в тот день, когда мы ехали в поезде из соседнего Нинбо, он сказал мне то, что я потом обдумывал все утро:

– Мне один клиент сказал, что Иу, производственному узлу рядом с Тайчжоу, ежемесячно нужно пятьсот тонн латуни на штифты для зажигалок.

– Штифты?

– Да, такой махонький кусочек латуни внутри зажигалки, который помогает воспламенению.

– В самом деле? – спрашиваю я.

– Подумайте, сколько зажигалок используется в мире каждый месяц.