Боевые вепри верили молодому офицеру. Сашка действительно отличался сообразительность. Молодёжь всегда чуть впереди стариков. У человечества свой путь, у породы антропоморфных свиней история заметно короче, но как двигаться вперёд поросячьему роду, если дети не будут умнее свиноматок и небритых отцов.
— Ну, Сашка!.. ну, молодчага! — не уставал восторгаться салагой майор Чуки. — Классно ты придумал заманить китайских. Мы их как жёлуди пощёлкаем… раз-раз! Сколько мы уже завалили?.. поди, тысячу?
— У врага гигантские потери, — быстро соображал лейтенант. — Я насчитал двадцать четыре убитых офицера. Мы три полка намолотили. Потому что воевать надо с умом!
Враг был взбешён, но осмотрителен. Отметив рубежи, где через минные поля бежали красноярцы, китайские устремлялись именно в те протоптанные места. Сашка понял, что нужно подпустить их ближе и даже разрешить ворваться в окоп, а затем с двух сторон брать в клещи и закидывать толпы желтобоких секачей ручными гранатами. Так и сделали.
После отбитой атаки из кабаньих трупов сложили дополнительные укрепления. Некоторые китайские вепри были ещё живы. Они что-то кричали, а их бешеные сородичи в гневе снова бросались под пули.
Бой длился до темноты. Батальон сражался грамотно и мог держать свой участок далее, но заканчивались патроны, гранат почти не осталось. Туго с едой. Одна из мин разнесла склад с тушёнкой, хлебом, табаком и спиртом. К тому же грозило полное окружение. Если кольцо замкнётся — никому не спастись. Потому пришло время, отступить.
— Значится, бросаем окоп? — жевал последнюю краюху капитан Сыч. Его ранило в плечо. Он не жалился. Сибиряки умели терпеть. Это в душе. В человеческой частичке русской души, доставшейся гибридам волей разума Роберта Варакина.
— Предлагаю сделать так, — чесал щетинистый лоб Сашка. — Собираем последние запасы еды, отбираем самых голосистых певцов и передаём им всё что есть: сухари, воду и примусы для подогрева жратвы.
— Записывай меня в хор, — поднял руку капитан, думая о хлебе. — Я громче всех умею орать.
— Да подожди ты… дослушай. Ты офицер, ты поведёшь отступающие группы, а я здесь останусь. Мне сейчас не до еды. Хочу генералом стать, — говорил откровенно Сашка. — Кабанов двадцать со мной останется, этого хватит. Мы затянем песню и будем голосить, пока все наши на безопасное расстояние не отойдут. Китайские ничего не поймут, решат, что мы готовимся к обороне. Понятно?
— Дай посмотрю твою лапу, — хрюкнул майор.
— Зачем? — удивился Сашка.
— Пальцы хочу пересчитать. Если у тебя четыре пальца, ты кабан, ну а коли пять… то ты настоящий человек.
Лейтенант широко улыбнулся. Его клыки поднялись. Он растопырил толстые пальцы, похожие на петушиные колбаски из супермаркета «Пятачок».
— А если шесть, что тогда? — негромко рассмеялся Сашка.
Чуки увидел четыре пальца и удивился ещё больше.
— Какой же ты умный. Всё… обещаю!.. больше не буду звать тебя салагой! Буду ходайствовать, чтобы тебе сразу до барона повысили! — расплылся в улыбке майор.
Неприязнь между вчерашними врагами исчезла без следа. Сибиряки помогали красноярским: бинтовали раны, делились патронами, подбадривали, как родных. Красноярские, в свою очередь, беспрекословно слушали приказы сибирских офицеров, сражаясь ничем не хуже солдат батальона майора Чуки. Теперь враг был общий: злой и варварский. Теперь они одно целое — один народ.
Мы кабаны… мы кабаны.
В руках автоматы, на рыле клыки.
Мы кабаны… мы кабаны.
Мы соль и перец сибирской земли…
Песнь кабанов разрывала ночной воздух. Вепри голосили, время от времени, обсасывая сухари. Жрать хотелось, больше чем спать, а песня вдохновляла быть смелым. Сашка бил в барабан и орал громче всех. Пели уже больше часа. Но вдруг снова полетели мины. Началась новая атака, которую уже не сдержать.
— Готовь стимуляторы, парни, — приказал лейтенант.
Каждый из вепрей извлёк из подсумка тоненький шприц, заряженный дозой стимулятора. Резкий укол в бедро и кровь в жилах закипела, наполняя кабанов бодрящей силой.
Сашка выглянул из окопа. В свете разрыва мин заметил приближающегося врага. Сотни китайских, на четвереньках подбирались к позициям сибиряков — остерегаясь «дружеского» огня. Всего десяток минут, и они будут здесь. Значит, пора.
— За мной бойцы! — скомандовал взводный и первым выпрыгнул из окопа.
Группа прикрытия проползла метров пятьдесят, затем кабаны встали в полный рост и понеслись прочь. Бежали дружно. Никто не пел, не жевал на ходу. И когда, казалось, что парни ушли из-под обстрела, одна из мин ударила совсем рядом с Сашкой.
Голова взводного закружилась, и почему-то представился склад с консервами, где лейтенант познакомился с майором Чуки. Майор мрачно смотрел в пустой стакан, губы комбата шептали прощальные слова. Сашка успел подумать, что пробил его последний час, — и разум провалился во мрак.
Выглядел Сашка паршиво, но рядовые кабаны не бросили своего лейтенанта. Загрузив раненого командира на плащ-палатку, солдаты вынесли Сашку из боя. Взводному раздробило ногу. Белые кости торчали выше колена, разорвав окровавленные мышцы. Но Сашка был всё ещё жив.