Планета Тивит

С тяжелым вздохом я снова взялся за чтение. Тусклый свет заставлял напрягать глаза, которые и без того горели огнем так, словно в них насыпали гору песка. Станицу за страницей я стал изучать дневник сумасшедшего художника, пока мои глаза не стали сами собой закрываться, под мерный шелест тетрадных листков.

– Сашка…– голос жены еле вернул меня в мир реальности. Липкий короткий сон не прошел, оставил горечь во рту и тяжелую голову, будто бы набитую ватой. Света стояла у балконной двери, все еще растрепанная со сна, нежная, теплая, домашняя. Ее внимательные глаза смотрели на меня с укоризной и жалостью одновременно.– Ты опять не спал…– подытожила она, покачивая головой.

– Какой сейчас час?– потянулся я в кресле-качалке, пытаясь привести себя в чувство.

– Половина десятого утра!

– Поздно…– выдохнул я, разминая затекшие ноги.

– Ты сладко спал. Я не разрешила тебя будить,– жена была явно чем-то сильно встревожена. Ее я знал уже десять лет, и все перепады настроения моей супруги были мне знакомы.

– А надо было?– уточнил я, пытаясь унять бьющееся от волнения сердце.

– Ну…

– Света…Что случилось?

– У Яны опять был приступ! На руке снова появилась татуировка, только теперь «тройка».

– Она сильно кричала?

Жена покачала головой и подошла ко мне. Резко и порывисто обняла за плечи. В уголках ее глаз появились прозрачные слезинки, похожие на капельки утренней росы. Ненавижу, когда женщины плачут! Для меня это сродни апокалипсису!

– Ты только…Что с нами будет? Все, что происходит действительно очень страшно и напоминает страшный сон…

– Что с Яной?– я отстранил Светку, поглядев ей в глаза, борясь с нехорошим предчувствием.

– Она не кричала…Пойдем…– позвала она меня с балкона, потянув за руку в сторону кухни.

Дверь в спальню Эльвиры Олеговны была открыта. Сама теща встретила меня, выходя из ванной, старательно отводя взгляд.

– Доброе утро, зятек,– бросила она мне, шагая на кухню. Да, что происходит вообще! Я ринулся в комнату, где ночевала Яна. Подруга лежала ничком на кровати, словно сломанная кукла. Ее руки и ноги были неестественно вывернуты, глаза широко распахнуты и смотрели в одну точку. Рука, на которой находилась сине-черная римская «тройка», почернела. По венам расползлись какие-то темные пятна, будто бы журналистка гнила изнутри.

Не в силах на это смотреть я всхлипнул и замер на пороге, не веря, что такое могло случиться. Яна не могла умереть! Просто не могла, потому что ей еще предстояло открыть одиннадцать маяков, впустить в мир сатану, да просто не могла и все…Стало не хватать воздуха…Я не узнавал свою верную подругу, с которой нас свела судьба несколько лет назад в «Игре Отражений» и которой во многом я был обязан тем, что вернулся обратно в этот мир из Зазеркалья.

Красовская высохла, напоминая мумию. Сильно схуднувшие, когда-то очаровательные ножки, сводившие с ума мужскую половину Харькова, торчали из-под одеяла со вздутыми венами на икрах.

– Она жива…Пока…– прошептала мне сзади Света, обнимая за плечи. Только это простое движение самого близкого мне человека, помогло мне не сломаться в этот момент, не разреветься, не заорать от несправедливости этого мира.– Жива, но ни на кого не реагирует. Мама разбудила меня около девяти, когда это случилось…

– Что с ней?– с трудом отвел взгляд я от полумертвой подруги, стараясь сдержать накативший к горлу комок.

– С точки зрения медицины она абсолютно здорова. Сердцебиение в норме, давление и остальные параметры тоже. Я даже взяла экспресс-тест на кровь, но все в порядке. Она просто высыхает. Моя специальность тут бессильна…Скорее всего это магия…А это уже больше по вашей епархии…– рассказал Света, подойдя к Яне переворачивая ее на спину, поудобнее укладывая женщину на спину. Голова журналистки моталась из стороны в сторону, словно тряпичная, ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда жена переворачивала ее с живота.

Я медленно подошел к кровати и взял ее за руку. Яна была еле теплая. Неловко прощупал пульс. Она была жива, но мало напоминала живого человека.

– Саш…– окликнула меня супруга, когда заметила насколько сильное впечатление на меня произвел внешний вид Красовской.

– Да…– мне захотелось завыть, заорать от боли и горя, застрявшего внутри меня тугим комком где-то в области легких. Вытолкнуть из себя все, что накопилось за все это время, заревев от отчаяния, ледяной волной окатившего меня, но я сдержался, сдержался от понимания того, что сейчас вся надежда моей семьи, Яны, ее маленького карапуза, ее мужа, Агриппины и миллионов людей по всему свету связана именно со мной. Почему так? Почему я? Этим вопросом я задавался много раз, так и не найдя на него ответа.

– Боюсь, что она не доживет до вечера,– объяснила Светлана,– у тебя есть какие-то мысли по поводу поисков третьего маяка?

– Есть…– кивнул я, вспоминая прочитанный вчера мною дневник. – Ты помнишь, что было написано на могиле отца Митусова?

– Дьявола-обмануть не грех!– кивнула жена.