Планета туманов

Он бесстрастно перечислял окончательно установленные факты. Сам себе давал ответы на те недоуменные вопросы, которые вызывало в нем последнее время поведение Радина. Разъяснения не интересовали его.

— И потому ты не хотел покидать «Сигнал». Ты очень переживал. В ту пору ты просто не хотел возвращаться на Землю. Было незачем.

Радин вновь не отозвался. Но этого и не требовалось Тополю.

— А мне ты боялся сказать. Или, верней, ты не верил в наше спасенье и не хотел отравлять мне последние дни. А может, считал, что если я буду все знать, то не выдержу.

— Трудные вопросы. Вил, — произнес Радин. — Я миллион раз задавал их себе.

— Трудные, — повторил Тополь. — Но как их решить? Ведь я не машина, Рад! И Чайкен не машина. Мы — люди.

— Не знаю, Вил.

— Но ты же решил для себя?

— Да. Я решил.

— Как?

— Как я решил? До возвращения на Землю, Вил, я буду жить, словно ничего не случилось. Ты понял? Будто сейчас все еще 2017 год и на Земле ждут меня те, кто всегда встречал из полетов. Товарищи, дети, жена. Мы с тобой солдаты армии, сооружавшей щит. А солдатская дорога домой всегда начиналась в тот день, когда солдат уходил на войну. И кончалась тогда лишь, когда солдат возвращался домой. Наш долг — пройти до конца этой дорогой.

— А если я не смогу жить, как будто ничего не случилось?

— Значит, тебе будет труднее, чем мне. Мы — солдаты. Идти нам придется…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ПОСЛЕДНИЙ ПЕРЕГОН

— Пора, Вил… Да не сюда, не сюда… Еще немного. Вот здесь. Стой пока тут, я сейчас сориентируюсь. Так, этот блок уже радиоактивный. Еще такой же. Еще… Ага. Значит, все они ожидают погрузки. В этом ряду мы и станем. И не волнуйся… Так, хорошо. Ты меня слышишь? Иди сюда. Хорошо. Здесь мы и будем стоять. И ни на шаг. Слышишь, Вил?…

Они стояли на платформе внутри решетчатого шара. В той стороне ее, над которой висели ряды блоков с радиоактивными верхней и нижней гранями. Сфера уже не вращалась. Едва заметная дрожь, гуденье сотрясали ее. Дуги труб медленно уплывали, вдвигаясь в конус. Торцы их зияли отверстиями. Радин держал Тополя под руку. Чтобы быть похожими на блоки, предназначенные к отправке на Землю, они сделали радиоактивными поверхности своих шлемов и подошвы ботинок. И весь вопрос заключался в одном: заметят или не заметят этот обман автоматы погрузки?

Тележка с блоком вдруг вынырнула из одного отверстия, покатилась по платформе, резко остановилась, будто споткнувшись. Блок мягко соскользнул, направляемый по невидимым рельсам магнитных полей, отлетел в сторону и застыл под одним из квадратных отверстий шара.

Продолжая движение, тележка въехала под другой блок. Он опустился на нее. Тележка унесла его во второе отверстие.

Когда она показалась вновь и освободилась от блока, Радин подхватил Тополя за бока и решительно ступил на нее. Ракетный пояс едва заметными толчками помогал ему сохранять равновесие.

«Правилен ли этот шаг? — подумал Радин. — Не слишком ли мы поторопились? Не проще ли было ждать? Но сколько пришлось бы ждать и сколько еще продержался бы Вил?»

Тележка, не заметив обмана, въехала в отверстие трубы.

«Правилен», — решил Радин и выключил пояс.

Они летели стоя — рядом, плечо к плечу. Именно в таком положении, когда направление движения перпендикулярно груди, наименее губительны перегрузки. А оба они находились на таком пределе усталости, когда каждая мелочь может оказаться решающей.

Правда, полет с первой же минуты шел в очень ровном режиме. Без всяких приборов, по своим ощущениям, Радин сразу определил: постоянное ускорение около двадцати метров в секунду — перегрузка всего лишь, примерно, в два раза! Ее они могли переносить сколько угодно времени. Он прикинул в уме: если ничто не изменится, продержаться надо каких-то девяносто часов. Не полет, а прогулка!

Но все-таки момент приземления мог преподнести сюрпризы. К этому времени нужно было собрать все силы. Уже вскоре после начала полета Радин сказал:

— Надо будет спать, Вил… Спать… Дыши под мой счет: раз, два, три, четыре — вдох… Раз, два, три, четыре, пять, шесть — выдох… Внимательно слушай меня. Сосредоточься на мысли: тяжелеют веки, тепло приливает к ногам… Раз, два, три, четыре…

Это был обычный гипнотический сеанс, Широко применявшийся в космических полетах. Человек, погруженный в сон, легче переносит радиацию и перегрузки. Роль гипнотизера на корабле выполнял автомат. Он вызывал сон, он будил. Выработать привычку подчиняться такому автомату, говорившему, как правило, голосом начальника экспедиции, входило в цикл обязательной подготовки.

Из них двоих спать мог только один. Значит, сон выпадает на долю Тополя, как более слабого. Радину придется держаться на стимуляторах. Ну и еще на суровом приказе себе — не спать!

— Раз, два, три, четыре… Раз, два, три, четыре, пять… Если не будет особой команды, проснешься сам, как только замедление будет закончено…

Радин услышал ровное дыхание уснувшего Тополя. «Ну вот, — сказал он себе. — Теперь, наконец, все…»