Планета в подарок

Дверь была полуоткрыта. В любой момент кто-нибудь мог пройти по туннелю, например кто-нибудь из детей, которым надоело осматривать Старый Храм, и они воспользовались удобным случаем, чтобы удрать пораньше. Наверное, благодаря этому обстоятельству майор поставил регулятор хлыста в среднее положение, а не на максимум, при котором можно свалить с ног быка, не говоря уже о человеке. В среднем положении боль была достаточной, чтобы заставить меня подчиниться и закрыть дверь; к тому же времени такая процедура заняла бы меньше, чем если бы он сразу вывел меня из сознания: я свалился бы по ту сторону порога, и ему пришлось бы затаскивать меня в комнату, прежде чем закрыть дверь.

Я мог читать мысли майора так же легко, как напечатанную страницу. По его открытому от неожиданности рту, изумленному выражению лица, сменившемуся нерешительностью, я ясно представлял, что творилось в его голове. Направив на меня хлыст, он ждал, что я сложусь вдвое, подобно человеку, получившему жестокий удар в солнечное сплетение.

Вместо этого он сам получил удар в шею, не очень сильный удар, но этим ударом и карлик мог лишить великана возможности двигаться — как раз по адамову яблоку. Малорослый центаврианин, привыкший иметь дело с такими же «карликами» (ростом шесть футов или около того), недооценил длину рук марсианина. Подобно всем людям, осмотрительным при низкой гравитации, он к тому же старался не делать быстрых движений из страха взлететь.

Удар был только частью моего рывка — я еще ухитрился отобрать у майора хлыст.

Когда я открыл дверь и узнал комнату, ко мне вихрем вернулась память.

Я вспомнил прошедшие события, которые Тодер старался скрыть от меня. Я понял, что потерял вчерашний день благодаря стараниям Тодера — именно он передал меня в руки человека, устроившего невыносимые пытки.

Барьеры забвения, обусловленные простым прохождением времени, разлетелись на осколки, так же как и искусственно созданные за прошедший день. Все части учения Тодера, для которых я никогда не находил применения, внезапно составили единое целое и помогли мне найти выход из этой случайной ловушки. Раньше я постигал учение Тодера через детские упражнения, теперь же я приобрел взрослый опыт его применения. Казалось, я слышал голос учителя, говоривший, что боль и страдания являются сильным подкрепляющим и стимулирующим фактором.

Поэтому я застраховался болью.

Представьте маленькую бусинку на шнурке. Глянув на нее, можно подумать, что между отверстиями, высверленными в верхней и нижней частях, существует прямая линия. В действительности же канал изгибался дугой. Ослабишь шнурок, бусинка быстро скользнет вниз, натянешь — и бусинка остановится.

Сначала я остановил ее, дав себе время проанализировать новую информацию. Я услышал низкий растягивающий слова голос:

— И… инн… жее… нн… ее… ерр… Ммээ… элл… лл… иинн…

Инженер Мэлин… Звуки растягивались, словно эластичная резина.

Это, вероятно, был майор Хоуск, который разыскивал меня. Его присутствие здесь подразумевало, что он находился среди моих мучителей в предпоследнюю ночь. Неужели он был тем, кто так жестоко применял нейрохлыст? Мне следовало бить противника его же оружием. Путь определился сам.

Боль была стимулом. Я собрал всю свою энергию, чтобы воспользоваться имевшимся у меня преимуществом — я знал, как надо действовать в этом растянутом мире настоящего времени. Я был уверен, что не промахнусь, и точно нашел чувствительную зону на его шее. Я приготовился ослабить шнурок, и мгновенно появившаяся боль сообщила мне, что я сумел переключить действие и мое «сейчас» было прыжком вперед на дюжину частиц нормального времени. Я притуплял боль до подсознательного уровня, пока хлыст не оказался у меня.

Конечно, я вернулся к нормальному состоянию восприятия раньше, чем он смог прийти в себя. В противном случае я стал бы для него легкой добычей. Возвратившись назад, мне пришлось испытать последствия от действия хлыста. Я задыхался, перед глазами все плыло, но Хоуск был в гораздо худшем состоянии. Я смог подойти к двери и закрыть ее, что оказалось как раз вовремя. Туннель уже наполнился шумом громких шагов и высокими голосами детей, возвращавшихся с экскурсии.

Я сел в огромное каменное кресло. Мы поменялись местами — теперь допрашиваю я.

— Встать, — приказал я Хоуску, толкнув его носком сапога.

Он захрипел. Я поставил хлыст на минимум — уровень, который большинство людей воспринимало как ожог от кипящей воды, — и дал майору попробовать лечение по его же рецепту. Он поднялся на ноги.

— Все-таки ваше центаврианское высокомерие, — сказал я резко, — всего лишь маска, скрывающая ненадежность. Никто не может чувствовать себя в безопасности в вашем помешанном обществе, где провозглашен механический труд. Ваше имя Хоуск?

Он угрюмо кивнул. Майор был коренастый мужчина, ростом около шести футов и двух дюймов, с медными волосами, бледным лицом и серыми глазами.

— Зачем вы искали меня сегодня утром?